Теперь посмотрим, как начинал завязываться плевненский узел с русской стороны. Уже на первом переходе из Видина, т. е. 1 (13) июля, отряд Османа-паши был замечен и обстрелян румынской артиллерией с противоположного берега Дуная. Находившийся при батареях штабс-капитан Иванов «в прекрасную зрительную трубу постоянно наблюдал за турецкими войсками, расположенными у Видина»[123]. О движении турецких сил он доложил в штаб румынских войск. Когда на другой день, 2 (14) июля, это донесение было подтверждено румынскими аванпостами, князь Карл спешно телеграфировал об этом великому князю Николаю Николаевичу. Но по словам генерала Левицкого, первоначально в штабе армии «депеше этой особой веры не дали, так как не доверяли румынским телеграммам»[124]. В них часто содержалась информация, которая впоследствии не подтверждалась.

Никополь пал между четырьмя и пятью утра 4 (16) июля. В 7.30 того же дня Криденер известил об этом императора, а в 9.59 — великого князя Николая Николаевича. В штабе главнокомандующего телеграмма о взятии Никополя была получена в 13.55.

Но уже через сорок минут, в 14.35, главнокомандующий шлет Криденеру телеграмму, в которой говорилось: «Прикажите румынским войскам занять немедленно Никополь… а сами с войсками направьтесь в Плевну и там ждите приказаний»[125].

В штабе Криденера эта телеграмма была получена около 5 часов утра 5 (17) июля. Как видим, это был четкий приказ.

Однако журнал военных действий IX корпуса почему-то не зафиксировал получения этой телеграммы. Вместо нее в журнале содержится телеграмма Непокойчицкого, якобы полученная уже в день взятия Никополя, 4 (16) июля:

А вот здесь главнокомандующий уже не «приказывает», а «предлагает». Разница очевидна. Странно еще и то, что эта телеграмма Непокойчицкого содержится только в журнале военных действий IX корпуса. Ее нет в журнале полевого штаба армии, откуда она, собственно, и исходила. Нет ее ни в одном другом сборнике документов той войны, опубликованных Военно-исторической комиссией.

Объяснение этого, как мне представляется, может быть следующее. Или этой телеграммы вовсе не было, и штаб Криденера, желая оправдать собственную медлительность, просто ее выдумал и подменил ею более определенную — как приказ — телеграмму великого князя. Или же она все-таки была. Последнее представляется более вероятным. Но тогда получается, что вслед телеграмме начштаба с «предложением» полетела уже телеграмма главнокомандующего с «приказом». Похоже на то, что Николай Николаевич, предчувствуя «тормозные» качества Криденера, решил уже не предложениями, а подробным приказом сконцентрировать командира IX корпуса на необходимости скорейшего занятия Плевны.

Телеграмма Непокойчицкого никак не упоминала о сообщении князя Карла, телеграмма же Николая Николаевича делала это косвенно. Тем не менее, как верно заметил генерал-майор Генерального штаба П. Н. Воронов, исследовавший в самом конце XIX в. «начало Плевны», надлежало полностью привести сообщение румынского князя, «что несомненно заставило бы командира 9-го корпуса произвести… разведки к западу»[127]. Уже после войны Криденер стремился придать особое значение тому факту, что полевой штаб армии не известил его о сообщении румынского князя. Мотив Криденера тут вполне понятен: не было сообщения — не было и реакции на него; какой тут с меня спрос.

Однако, как писал Воронов, «при исследовании вопроса — было ли донесено в то время командиру 9-го корпуса о действительном движении турок или нет — дело представляется несколько в ином виде»[128]. 5 (17) июля начальнику осадной артиллерии полковнику Анчутину в Турну (на северном берегу Дуная напротив Никополя) было доставлено написанное «на четвертушке бумаги» донесение штабс-капитана Столетова, командовавшего осадной батареей в Корабии, находившейся в 25 км западнее Турну. Столетов перебрался на южный берег Дуная и наблюдал за движением значительных турецких сил (до 40 таборов) «с запада на восток и юго-восток». Об увиденном штабс-капитан и доложил по инстанции полковнику Анчутину. Утром 6 (18) июля Анчутин был вызван к Криденеру. Перед отъездом к полковнику явились двое болгар из Плевны и сообщили, что туда пришло много турок и башибузуков[129]. Прибыв в Никополь к полудню, Анчутин услышал от Криденера, что частям его корпуса приказано занять Плевну. На это полковник доложил командующему о рассказах болгар и «показал ему донесение штабс-капитана Столетова». В ходе возникшей в 1885 г. переписки по поводу донесения Столетова Криденер утверждал, что полковник Анчутин «никакого сообщения о движении турок из Видина… мне не сделал»[130]. Анчутин же сожалел лишь о том, что нигде не удалось разыскать записку штабс-капитана из Корабии. Тщательно разбиравший этот вопрос генерал Воронов утверждал, что воспоминания Анчутина были точны, и Криденер в Никополе просто упустил из вида его доклад[131].

Но Криденер оставил без внимания не только сообщение Анчутина. Двумя днями ранее ему поступило аналогичное донесение от начальника 5-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Ю. И. Шильдер-Шульднера. Как следует из опубликованной записки генерал-майора Шнитникова, штаб IX корпуса к 17 часам 4 (16) июля располагал сообщением начальника 5-й пехотной дивизии «о появлении противника с запада»[132]. Но никакой серьезной реакции опять не последовало.

Правда, 5 (17) июля Криденер приказал Кавказской бригаде сняться с бивуака на высоте у деревни Самовид в низовьях Вида (7 км западнее Никополя и 25 км севернее Плевны) и двинуться «на Булгарени-Плевненскую дорогу»[133]. Но зачем?! Ведь это — тылы IX корпуса. Кого там мог обнаружить Тутолмин, кроме бродячих шаек башибузуков? Криденер поступал просто абсурдно. Он опасался появления турецких сил с запада (от Софии, Видина или Рахова), а посылал Кавказскую бригаду на юго-восток.