от костей и, наконец, останки бросили в огонь. Подобные сцены, конечно, происходили и в других местах. Христианство начало действовать наступательно, когда получило силу и могущество и когда враждебные ему элементы не представляли серьезной опасности. Такого рода фактами знаменуется движение христианской идеи в четвертом столетии.

Состояние римского общества в конце IV в. Наряду с этим явлением мы наблюдаем полную дезорганизацию в общественном и нравственном строе римлян IV в. Христианство не могло улучшить экономическую жизнь и не было в состоянии повлиять на нравственность массы. О том, каково было римское общество того времени, сообщает достовернейший свидетель Лактанций, христианский писатель IV в. Его слова рисуют нам несостоятельность реформ Константина, с помощью которых тот хотел возродить Римское государство, смертельную борьбу между алчной казной и народом, тягостное положение, в котором находился тогда каждый гражданин империи. Сочинение Лактанция рассказывает о тех мелких мучениях и страданиях, которые делали жизнь ужасной и знаменовали близкую катастрофу «Я не знаю, — говорит Лактанций, — сколько должностных лиц и чиновников под именем magistri rationales [старших казначеев] обрушивалось на все города провинций. Эти помощники префектов пускают в ход насилия не только часто повторяющиеся, но и постоянные; конфискации же имуществ они соединяют всегда с невыносимыми оскорблениями». Число сборщиков стало так велико в сравнении с теми, кому приходилось платить, что у земледельцев не хватало сил выплачивать подати. Поля бросались необработанными, превращались в пустыни. Необработанная земля покрывалась лесами, страна разорялась и пустела. Особенно опустели провинции на рубеже IV и V веков, когда бич ценза проник в провинции и города. Цензоры явились наказанием неба в глазах народа; они описывали число деревьев, число виноградных кореньев, записывали число животных, поголовно переписывали людей. Для сличения показаний они употребляли палки и прибегали к пытке, вынуждали у раба показания против господина, у жены против мужа, у сына против отца; не было снисхождения ни к старости, ни к болезни, ни к полу, ни к возрасту. За недостатком свидетелей они заставляли свои жертвы показывать против самих себя, и все это делалось для того, чтобы взять больше податей. Для того же они прибавляли лета детям и уменьшали годы стариков. Казалось, происходило нашествие неприятелей на города. Цензоры действовали так, чтобы все разорить и разнести. Не довольствуясь этим, правительство посылало новых цензоров, которые, чтобы не показаться бездеятельными, требовали новых податей, между тем количество скота уменьшалось, люди умирали, а цензоры требовали податей и за мертвых. Таково было положение массы народа, громадного большинства из рабов и поселян. Иногда сельчане, выведенные из терпенья, восставали с оружием в руках; но восстания эти подавлялись военной силой. Так было с галльскими багаудами, земледельцами, восставшими под предводительством двоих христиан. Замечательно то, что христианские писатели того времени, например Сальвиан, сожалеют, что восстание это не удалось.

Вообще важно определить, какое влияние имело христианство на облегчение тягостного положения массы населения. Заключало ли оно в себе условия, облегчающие это положение, или христиане относились равнодушно к этой «злобе дня»?

Сочинение Сальвиана, марсельского священника, жившего в V в., «De gubematione Dei» дает в этом отношении богатый материал для истории душевной, так сказать, интимной жизни тогдашнего общества. Из сочинения этого видно, что язычники всю ответственность за несчастья возлагали на христиан. Сальвиан в своем сочинении предлагает современникам оглянуться на самих себя. Он не щадит и христианское духовенство, решительно предпочитая во всех отношениях быт варваров быту римскому. Этим он как бы произносит смертельный приговор умирающей империи. «У нас, — говорит Сальвиан, — только тот в безопасности, кто имеет силу подвергать опасности других: должностные лица гордятся прозванием тирана, ибо оно дает и силу и почести». На вопрос, что делает христианское духовенство, Сальвиан отвечает: «Одни из них хранят молчание, а другие лучше сделали бы, если бы действительно молчали. Они боятся открыто высказывать горькие истины потому, что бесчестные люди преследуют пастырей за их проповеди. Потому-то молчат те, которые могли бы говорить. Между тем бедствия растут, вдовы стонут, сироты угнетены до того, что многие из них, будучи из богатых и знатных фамилий, получив хорошее образование, бегут к врагам римлян, к германцам: они ищут у варваров гуманности, чтобы не переносить дома римской бесчеловечности. Хотя они чужды варварам и по нравам и по языку, но им легче свыкнуться с их бытом, чем жить у себя дома. Они предпочитают жить людьми свободными, считаясь рабами, чем быть рабами, считаясь свободными. Общее и единственное желание всех римлян состоит в том, чтобы не подпасть под римские законы, а жить с варварами: мы же еще удивлялись, что не можем победить варваров, когда сами римляне предпочитают быть с ними, а не с нами». Сальвиан замечает, что римляне все убежали бы, если бы могли захватить свои пожитки и хижины.

Итак, римляне сами желали вторжения варваров.

В таких условиях не могло быть речи о воздействии римлян на варваров. Сами современник? считают это дело немыслимым, неосуществимым, хотя несомненно, что отдельные попытки в этом направлении встречались. «Мы, римляне, — продолжает Сальвиан, — заботимся об обращении готов и вандалов; но сами мы не только не лучше их, но даже не можем и равняться с ними. У нас каждый гражданин ненавидит другого. Кто у нас искренне расположен к другому? А между тем почти все варвары составляют одно племя и связаны если не родством, не местом, то властью одного кунинга или князя. У нас же даже родственники не чтут уз родства. Большая часть людей заражена неслыханным доселе злом и пороками. Никто не считает себя счастливым, пока не видит другого несчастным».

Это было скорбное, но искреннее признание в устах римлянина. Для уничтожения этого зла, исцелить которое было бессильно даже христианство, необходимы были другие экономические и общественные условия.

Попытаемся отыскать их у так называемых новых людей, у варваров.

II

ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ВАРВАРСКИХ НАРОДОВ И РАСПАД ЗАПАДНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ НА ГЕРМАНСКИЕ ГОСУДАРСТВА

1. Германцы, их быт и союзы

Если бы Европа состояла из таких обширных и гладких равнин, как Азия, то в самое непродолжительное время варварские племена, хаотически бродившие целые столетия между Днепром и Рейном, успели бы соединиться в один народ. Но в центральной Европе на сравнительно небольшом пространстве природа дала удивительное разнообразие. Земля, занятая германским племенем, т. е. центральная Европа, была в то время покрыта непроходимыми лесами и топкими болотами, прорезана горами и котловинами, что мешало сообщению соседних племен. Поэтому многие германские народы на протяжении столетий оставались неведомыми друг другу. Поэтому