Троица изрядно пресытилась развлечениями с доступными девицами, как, выходя из таверны, заметила богатый паланкин, лавировавший среди людского потока по близлежавшей улочке. Паланкин несли четыре крепких молодых раба, подле него гордо шествовали две молоденькие нарядно одетые девушки, вероятно, компаньонки.

Юноши многозначительно переглянулись.

– Интересно, кто скрывается в паланкине?.. – мечтательно произнёс Константин.

– Наверняка какая-нибудь перезревшая матрона… – лениво предположил Мердок. – Что до компаньонок, они, пожалуй, хороши… И только…

– Раз компаньонки молоды и хороши собой, то вряд ли их госпожа жирная, как свинья, – резонно заметил Зигфрид. – Думаю… Нет, я уверен, что создание, сокрытое под балдахином паланкина, – молодая и прекрасная девушка!

– Что ж… – так же лениво вымолвил Мердок, – если тебе не достаточно впечатлений на сегодня, то мы можем проследовать за незнакомкой. Покинет же она когда-нибудь своё укрытие…

– Вот тут-то мы и выясним: молода ли она или стара… – предчувствуя приключение, добавил Константин. – Ну, что скажешь, Зигфрид?!

Зигфрид усмехнулся, его воображение уже успело распалиться. Правой рукой он откинул назад растрепавшиеся белокурые длинные волосы – он не любил стричься на римский манер в отличие от Константина. Затем поправил перевязь с коротким римским мечом и произнёс:

– Если эта матрона хороша собой, то, клянусь, я проведу с ней ночь!

Мердок и Константин переглянулись. Конечно, Зигфрид потерял невинность два года назад (вскоре после того, как его посвятили в воины), об этом позаботилась королева, выбрав сыну наложницу из многочисленных придворных прелестниц. Урсула, так звали девушку, была рождена бастардом[25] и по своему статусу не могла рассчитывать на большее. Она была несколько старше Зигфрида и к тому времени уже имела опыт в любовных делах и обучила своего молодого господина всему, что знала и умела в постели.

Однако одно дело – развлекаться с наложницей или девицами из таверны, другое – соблазнить знатную даму. Весьма рискованное предприятие… даже для принца.

Итак, «Три Зигфрида» последовали за паланкином по узким городским улочкам и вскоре достигли северной окраины, где жили купцы, торговцы различных мастей, выставлявшие напоказ своё богатство, владельцы ремесленных мастерских, семьи городских стражников – словом, местные буржуа. Паланкин остановился около двухэтажного каменного дома – небольшие ворота отворились. Прекрасная незнакомка и её свита вошли внутрь и растворились в полумраке двора.

Зигфрид был явно раздосадован. Мердок усмехнулся:

– Да, друг мой, видно, не суждено тебе провести ночь в объятиях таинственной матроны…

Однако принц не растерялся. Он приблизился к стене, окружавшей дом, она была выложена из грубого камня. Не раздумывая, юноша забрался на неё – его взору открылся небольшой, но чисто выметенный внутренний двор, посреди которого стоял тот самый паланкин.

Хозяйка ещё не успела покинуть своё убежище. Компаньонка как раз помогала ей спуститься на землю. Зигфрид ликовал: вот сейчас он отчётливо увидит «предмет» своего спора с друзьями.

Из паланкина появилась беленькая изящная ручка, унизанная браслетами, затем стройная ножка, облачённая в пулен[26] из мягкой кожи, украшенный серебряной пряжкой. Юноша облегчённо вздохнул: несомненно, хозяйка паланкина и сего дома молода, богата и хороша собой. Его воспалённое воображение уже намеревалось нарисовать и портрет прелестной незнакомки, как она наконец покинула паланкин.

Зигфрид издал то ли вздох, то ли возглас удивления, потому как узнал даму. Ею была одна из компаньонок его матушки. Однако имени девушки принц не знал. Вероятно, если бы не сегодняшний случай, он по-прежнему бы не удостоил компаньонку внимания в стенах королевской резиденции. Тем не менее Его величество случай привлёк внимание принца и распалил воображение. И теперь Зигфрид, убедившись, что предмет его нечаянной страсти соответствует всем придворным канонам красоты, с лёгкостью в сердце покинул каменную стену.

– Ну что? – с нетерпением вопрошали принца друзья.

Тот пожал плечами.

– Компаньонка моей матушки… – небрежно ответил Зигфрид. – Не помню её имени… Арнелия… Корнелия… Нет, не помню. Да это и неважно! Главное – я знаю, где её искать!

– В королевской резиденции, на половине королевы! – вставил своё слово Мердок. – Однако, на мой взгляд, это осложняет задачу…

– Отчего же? – в один голос воскликнули Константин и Зигфрид.

– Потому что королева Зиглинда трепетно опекает своих девушек. И вряд ли позволит покуситься на их честь даже сыну, – поделился своими соображениями Мердок.

– М-да… – протянул принц. – Отчасти ты прав, матушка очень щепетильна в вопросах чести, особенно если это касается знатных девушек её свиты.

– А что, если пробраться в дом?! – неожиданно предложил Константин.

– Исключено… Прислуга побьёт нашего принца, как простого вора. Скандал неминуем… – заметил Мердок.

– Нет смысла пробираться в дом. Компаньонки почти не покидают резиденции, разве что с разрешения матушки. Видимо, это как раз тот самый случай. Думаю, к вечеру она вернётся ко двору… – сказал Зигфрид.

– Что ж! Тогда нам следует подумать, чем занять себя до вечера! – оживился Константин и окинул взором друзей.

Зигфрид явно не был настроен на очередную шалость или приключение. Отчего-то он ощутил непреодолимое желание вернуться в резиденцию и уединиться в своих покоях с Урсулой, покорной его желаниям.

– Возвращаемся… – произнёс он.

– О-о-о… – разочарованно протянули в один голос Мердок и Константин.

– Неужели эта маленькая овечка, – он жестом указал на дом компаньонки, – так взбудоражила твоё воображение, что ты жаждешь не медля вкусить сладчайших плодов любви с Урсулой? – поддел его Константин.

Зигфрид рассмеялся.

– Урсула – моя наложница. И я имею привычку вкушать с ней плоды, как ты изволил выразиться, утром и вечером. А сейчас я особенно этого желаю…

Друзья снова переглянулись.

– Вот я и говорю: мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенное… – глубокомысленно заметил Мердок.

– Ovem lupo committere[27]… – как бы невзначай произнёс Константин.