Фриск, не останавливаясь, занеся для удара клинок, ринулся ко второму. Тот закричал и принялся отбиваться. Фриск легко, играючи теснил противника. Русский упал на спину, глухо зарычал, махнул шпагой, но швед отпрыгнул в сторону. Несмотря на го что его рубашка и жилет были пропитаны его же собственной кровью, клинок сверкнул молнией.

И рассек живот лежащего на земле противника.

Наконец Бену удалось подняться на ноги.

Все их обидчики лежали на земле мертвые, кроме одного. Бен успел заметить, как тот скрылся за углом.

Роберт из призрака вновь стал человеком и кинулся к Бену.

– Бен, ты не ранен? – выкрикнул он.

Бен и сам не мог этого понять. Грудь болела так, будто только что на нее всей тяжестью наступила лошадь. Он посмотрел себе на грудь в ужасе, боясь обнаружить оставшуюся там дыру от лошадиного копыта, но дыры не было, только темное обгорелое пятно на камзоле и болтающийся ключ от эгиды. Очевидно, он вывалился из кармана от удара.

– Кажется, нет, – пробормотал Бен. – А вот Фриск…

Фриск в это время склонился над голубоглазым, поднял и завернул в тряпку отсеченную кисть врага.

– Это нам пригодится на случай, если придется давать объяснения, – мрачно произнес он.

– Вам нужен врач, – пробормотал Бен. – Ваше плечо…

– Все не так страшно, как выглядит, – сказал Фриск, поворачиваясь к ним лицом. – Но если врач есть поблизости…

– Веди его в замок, – сказал Роберт Бену. – А я пока здесь побуду. Попроси, чтобы прислали стражников.

Бен кивнул:

– Ну, пойдемте, капитан Фриск. Вы получите рекомендации, и раньше, чем вы того ожидали.

– Я ваш должник, сэр, – ответил Фриск.

Бен остановился, посмотрел на него, не веря своим ушам, и рассмеялся.

Взгляд Ньютона беспокойно бегал по комнате, совершенно не желая останавливаться на Бене. Это был верный признак того, что философ находился в состоянии крайнего возбуждения.

– Ты ранен, мальчик мой? – спросил он.

– Нет, сэр. Отделался парой синяков.

– Хорошо. Как я рад это слышать. Я бы страдал, я был бы очень несчастен, если б с тобой что-нибудь случилось.

– Я очень сожалею, что доставил вам беспокойство.

– Беспокойство? Что стало причиной этого беспокойства? – Голос Ньютона неожиданно сделался резким, а взгляд наконец уперся Бену в переносицу.

– Сэр? – не понял тот.

– Что стало причиной этого беспокойства? Меня волнует то, что в Градчанах совершенно свободно разгуливает банда убийц, в то время когда здесь на каждом углу стоит стража императора. – Он нахмурился. – Скажи мне, вы ведь были в Градчанах, не так ли?

– А-а, нет, сэр.

– Ну, тогда в Мале Стране? Вы, наверное, ходили за книгами, которые я вас просил принести из библиотеки дворца Вальдштейна?

– Ммм… нет, мы были не в Мале Стране.

Ньютон мрачно кивнул. У него было молодое лицо, с тонкими губами и ямочкой на подбородке, – юноша двадцати лет, не более, и только глаза выдавали его истинный возраст. Они походили на бриллианты чистой воды, будто прошли шлифовку в руках мастера, очистились от всего наносного, но в них упрямо горел огонь жизни.

– Хорошо, – раздраженно начал Ньютон, от его прежнего беспокойства не осталось и следа. – Вы гуляли, но какая-то странная получается у вас эта прогулка, господин Франклин. На вас напали некие бандиты, но это, кажется, произошло не в Градчанах и не в Мале Стране. В этой части вашего рассказа я не вижу ничего удивительного, потому что в перечисленных местах много стражи, и она обеспечивает порядок, воры и убийцы обходят эти кварталы стороной. Но если на вас напали в Старе Месте, или в Нове Месте, или в Йозефове, Еврейском квартале, то в этом нет ничего удивительного, потому что там царит беззаконие. И я все же абсолютно уверен, что вы не были ни в одном из этих ужасных мест, поскольку я непрестанно прошу вас обходить эти районы Праги стороной. И поэтому мне кажется исключительно странным, что вы во время своей прогулки могли встретиться с теми людьми, о которых вы только что мне рассказали.

Бен то и дело кивал в течение всей ньютоновской тирады, и, когда тот закончил, он прямо посмотрел в его умудренные долгой жизнью глаза.

– Я был в Старе Месте, – произнес он совершенно отчетливо.

– Ну конечно, вы там были, неразумный вы глупец. И вот именно от этого я смертельно устал. Я думаю, мне пора найти себе нового ученика.

Бен выдавил жалкое подобие улыбки:

– Я вам очень признателен, сэр, что вы так печетесь обо мне.

Мгновение Ньютон недоверчиво смотрел на него, а затем опустил голову, подперев лоб основанием ладони.

– Бенджамин, что же мне делать с тобой? Как мне уберечь тебя от вездесущих рук дьявола?

– Сэр… – Бен на секунду замолчал, потом решительно продолжил: – Сэр, в тот день, когда вы сделали меня своим учеником, я был так счастлив и горд. И я до сих пор горд этим. Но в последнее время вы не привлекаете меня к работе. И я почти перестал чувствовать себя им.

– Ты думаешь, это извиняет твое поведение? Ты думаешь, именно так должен объясняться перед императором, когда до него дойдут слухи о твоих геройствах?

– Я согласен, это меня не извиняет. Но я и не предлагаю это в качестве извинений.

– А мне кажется, что именно это ты и делаешь, – сказал Ньютон, и голос его как-то враз сделался усталым. – По всей видимости, я где-то допустил недочеты в твоем воспитании. Но я делал все, что мог, а ты в таком возрасте, когда уже сам в состоянии себя вразумлять.

– Но, сэр, я даже не допущен в вашу новую лабораторию…

– Те исследования, что я веду сейчас, весьма деликатного свойства и требуют минимального постороннего внимания. Уверяю, я держу тебя в стороне от моих нынешних исследований ради твоего же блага. А ты мог бы работать в старой лаборатории, вместо того чтобы слоняться в поисках сомнительных приключений.

– Но я горю желанием помогать вам!

– Ты и так мне помогаешь.

– Тем, что делаю игрушки для императора? Тешу научными безделицами принцессу? Простите меня, сэр, но я надеялся заниматься более серьезными делами. Я думал, быть вашим учеником значит нечто большее.

– Возможно! Но мы должны соизмерять наши действия со временем и обстоятельствами. Не будь я так обременен обязанностями, я бы все свое свободное время посвятил обучению тебя. Но мир стоит на краю ужасающей пропасти, и я не могу пренебречь этим ради твоего обучения и воспитания.

– Я не понимаю, – сказал Бен, начиная злиться. – Если ваша работа имеет такое огромное значение, разве моя помощь здесь не может пригодиться и послужить всеобщему благу?