* * *

Воскресенье. По какой-то причине я не на работе. Некогда вспоминать по какой — надо срочно отдыхать, поскольку при здешнем темпе жизни понедельник может наступить в любую минуту. Едем с друзьями в Бальбоа-парк, названный так по фамилии испанского конкистадора, Кортеса местного разлива. Парк чем-то напоминает блаженной памяти ВДНХ, с множеством павильонов разных стран, музеев, оранжерей и открытых концертных площадок. Плюс пальмы, плюс кактусы, плюс прудики с разноцветными рыбками и диковинными кувшинками размером с сомбреро, плюс конные полицейские в широкополых шляпах, плюс оркестр военных моряков в белоснежной форме («их» моряков в «их» форме), плюс всё, что не минус, уйти из аэрокосмического музея, с его самолётами и вертолётами в натуральную величину, совершенно невозможно. То есть можно попытаться выйти, но мимо стенда с образцами одежды стюардесс на американских авиалиниях за последние полсотни лет и фотографиями стюардесс в этих костюмах может пройти только принципиально незрячий. Впрочем, на то и товарищи, чтобы увести. Увели меня в кактусовую аллею. Есть там что посмотреть, но не потрогать. Через полчаса исколотые, но довольные мы вклинились в заросли безобидных, бесколючечных и лопоухих опунций. Безжалостные туристы вырезают своими длинными кривыми ногтями, размером с небольшой перочинный ножик, на безответных опунциях немудрящие надписи типа «Сэм + Шэррил», или «Роза + Альберто», или… совершенно всё равно, поскольку все эти надписи равняются тому, чему они всегда и везде равняются. Лишь одна надпись на чистом русском языке ничему не равнялась — она просто оповещала, что «Здесь были Миша и Кека. 1998 год». Добрались-таки мужики. А мы-то уж почти и надежду потеряли.

* * *

О местной русскоязычной прессе писать нечего — она сама за себя напишет. Просто берёшь сито и просеиваешь:

…салон красоты «Малина»…

…европейский массаж лица… (представляю себе массаж лица по-русски… где-нибудь в тёмной подворотне, после того как массируемые и массирующие приняли на грудь грамм по семьсот…)

…работаю натуральным продуктом из Швейцарии… (интересно, есть такие, кто, прочитав фразу о «натуральном продукте», подумают не о дерьме?)

…по желанию обслуживает аккордеонист с электроорганом…

…морозильник Freezer, годовалый… (практически только что из пелёнок)

…чудотворная цыганка из России Мария Павловна…

…крупно бюджетная лента блистающего секса с удивительными пиротехническими эффектами… (не иначе как с членовредительством)

…русская суперпорнозвезда ХАЯ ХАКИМ… (это, можно сказать, жемчужина коллекции, найденная в навозной куче газеты «Курьер» Сан-Диего).

* * *

На дворе осень. Та, которая по календарю. На другую здесь надеяться не приходится. Редкие упавшие листья сожжены солнцем так, что при порывах ветра не мягко шуршат по асфальту, а скребут, как кошки на душе. Наступишь на такой, и он разобьётся на тысячу мелких кусочков. Пальмам наплевать на осень — зеленеют как ни в чем не бывало. Вообще многим растениям наплевать. Некоторые даже нахально цветут. На небе, как всегда, ни облачка. Все уплыли на север — закрывать последние голубые прогалины где-нибудь над Чикаго или Нью-Йорком. По вечерам, однако, стало холодать. Октябрь, как-никак. Температура опускается до плюс пятнадцати. Мёрзну. Наверное, я уже акклиматизировался.

* * *

Сегодня целый день пасмурно. Редкий, между прочим, здесь случай. Наконец-то холодно. Пока шёл по улице, с удовольствием продрог. Эвкалипт за окошком (как странно это звучит по-русски — «эвкалипт за окошком») кору к зиме сбрасывает. Становится голым и бело-розовым. От этого смотрится, как в исподнем. А с листьями не хочет расставаться. Ну и дурак. Кто же к зиме кору сбрасывает. Я бы не стал. К зиме хорошо нагулять толстую кору, чтобы потом ею уютно потрескивать в мороз. Да кто здесь в этом понимает…

* * *

Объявление из «факта» — калифорнийского рекламного русскоязычного журнальчика:

«Еврейский хор Михаила Турецкого выступает в Лос-Анджелесе, Сан-Франциско и Пало-Альто с новой программой под названием “В эти трудные дни мы здесь, мы вместе с вами”». Молодцы ребята. Они мужественно здесь вместе с нами, в Калифорнии. Не смалодушничали. Не отсиделись где-нибудь в Сыктывкаре. Впрочем, если честно глянуть в зеркало…

* * *

Ещё объявление. «По многочисленным просьбам свои сеансы в Калифорнии проводит Верховный Шаман Сибири Оюн-Батыр. После триумфального выступления в Нью-Йорке на Брайтоне Оюн-Батыр возвращается». Отзывчивый. Мог бы и не вернуться. Мог бы и бубен на всех положить. Особенно после брайтонского триумфа.

* * *

Разные бывают обычаи. Бывают красивые, бывают добрые и христианские, а бывают языческие и жестокие. Иногда среди этого обычного разнообразия встречаются трогательные. Нельзя сказать, чтобы часто, но всё-таки. Американский обычай ставить скамейки в память об умерших, наверное, из таких (конечно, может, в других странах эти скамейки самое обычное дело, но в других странах я почти не был и дальше Калифорнии никуда из своего Подмосковья не выезжал). Так вот. Стоит в одном из калифорнийских парков, среди прочих деревянных скамеечек, гранитная, с бронзовой литой табличкой «В память Дорис Перл, сестры, мамы, жены, бабушки и друга всем, кто в ней нуждался. Для родных, друзей и тех, кто просто придёт сюда». А ты ещё только вышел прогуляться, ещё и не устал ни капельки, ты ещё, может, и трусцой пробежишься, но… попробуй не присесть на такую скамеечку хотя бы на полминутки, попробуй и увидишь, как не получится. Кто её знает, эту Дорис Перл — может, она и вправду была такой, как пишет её сестра Кэрри, скамейка в память которой стоит недалеко отсюда, буквально в двадцати метрах, на соседней аллее.

* * *

Маленький магазинчик в Ла Хойе, районе Сан-Диего. «Старый моряк» называется. Под «Старым моряком» приписано: «Морские сокровища». Открываешь дверь с медным колокольчиком и видишь — не врёт вывеска. Всё по-честному — на прилавках, на полу, подвешенные к потолку, прикреплённые к стенам — сокровища. Якоря, модели парусников и пароходов в бутылках и бутылки с записками потерпевших кораблекрушения, ракушки, штурвальные колёса высотой в человеческий рост и крошечные золотые штурвальчики в виде запонок. Купишь корабельный телеграф за пятьсот долларов — имеешь полное право взять к нему в виде бонуса бесплатный секстант или пару-тройку толстенных палубных гвоздей. Глобусы обычные, глобусищи на подставках из полированного дерева и совсем карманные, практически наручные глобусики. Настоящий (не вру ведь — настоящий!) испанский золотой дублон шестнадцатого века с какого-то утонувшего галеона. Он, между прочим, и стоит полторы тысячи новыми деньгами, и лежит на бархатной подушечке под толстым стеклом. А подзорные трубы… Открываешь коробочку из дерева ценной породы, обитую изнутри не менее породистой кожей, достаешь трубу, отполированную задубевшими от бризов и пассатов ладонями морских волков, раздвигаешь, подносишь к глазам… и, присмотревшись, видишь возле окуляра микроскопическую надпись «Made in China». (Иногда кажется, что в здешнем климате эта надпись может завестись на чём угодно, как заводится плесень или тараканы). Ну, да бог с ней, с этой узкоглазой трубой. В дальнем углу, среди вороха старых карт, полёживает себе простенькая шкатулочка, полная разнообразных, уже порядком проржавевших, ключиков. Душевная, мечтательная вещь. И отдают-то всего за пятёрку. (Оставили б себе, конечно, но деньги хозяину позарез нужны — на ремонт яхты с любовницей он чисто конкретно потратился. Нам продавщица открылась). А ещё, если не шуметь и не топать ногами, можно услышать, как тоненько поёт ветер в снастях, как поскрипывает деревянная палуба, как шипит вода в шпигатах. Понятное дело, что все эти звуки записал на магнитофонную плёнку хитрющий хозяин магазина с целью раскрутить нас на покупку хоть шкатулки с ржавыми ключами. Капиталист проклятый, ты таки добился своей цели!