Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас она шептала её же. Полузабытые слова хрустальным журчанием реки лились с её губ, словно из самой глубины чистой влюблённой души.
Открыв глаза, девушка удивлённо, облегчённо и радостно вздохнула, заметив, что приступ прошёл, взгляд царя вновь стал незамутнённым. В нём отразилось лишь бесконечное удивление.
– Как ты это сделала?
Марта и сама не понимала, как.
– Не… не знаю… – Повела плечами девушка, до боли вглядываясь в его лицо.
Словно камень свалился с души. Такой чистой, бесконечной радости, счастья она не ощущала давно. И ей было всё равно, что только что она совершила чудо, лишь одно имело значение – с ним ничего не случилось.
Выдохнув, наконец, она не сумела сдержать одну-единственную слезинку-предательницу.
– Слава Богу, – Убедившись, что всё обошлось, Марта неуверенно улыбнулась. Широко и искренне, так, что эта улыбка говорила больше любых слов.
– Тебя кто-то этому учил? – Теперь же она буквально купалась в теплоте его голоса.
– Нет, – покачала головой девушка, – Так делал мой наставник, пастор из Мариенбурга. Пастор Глюк.
– В тебе полно неожиданностей, – ответил он, чуть приподняв её голову за подбородок, – Чудесница.
– Это навряд ли, – мило порозовела Марта, опустив длинные ресницы.
– Оставь кокетство для остальных, – жёстко усмехнулся он.
Слова сорвались с губ прежде, чем она успела себя остановить:
– Мне всё равно на остальных.
«Точно дура! – Тут же упрекнула себя девушка, прикусив язык, – Не хватало только в любви ему признаться!»
Она надеялась, что он поймёт эти слова не в том смысле, который вложила в них она сама.
Но нет, он всё понял правильно. Она не могла заставить лгать свои глаза, когда он так пристально, с лёгкой улыбкой смотрел в них, словно утопая. Только он умел смотреть на неё так, что замирало сердце и перехватывало дыхание.
Ладошками, что всё ещё покоились на его висках, девушка непроизвольно провела по его лицу, легко-легко, словно касаясь невесомыми лепестками роз. Хотела бы отодвинуться, разрушить странную магию этой близости, но словно застыла, едва дыша от охватившего трепета.
Куда, спрашивается, улетели все обиды, куда подевались гнев и злость? Все они рухнули перед силой новых чувств. Чувств, что сильнее любой воли, сильнее вековых устоев и предрассудков. Чувств, таких же древних, как сама жизнь.
Осторожный поцелуй был пропитан едва сдерживаемой страстью. Их общей страстью, походящей на зарево пожара. Губы, руки, сердца и души перестали принадлежать им самим, словно отделившись от них, живя отдельной жизнью, в одном едином порыве – желании быть как можно ближе, единым целым, медленно сгорать, жить и умирать в объятиях друг друга всегда, вечно, презрев время и всё остальное. Это было ни на что не похоже, сильнее целого мира, необходимее воздуха. Душная комната кружилась и опадала миллиардами искр, а они сами вмиг перестали быть самими собой, став лишь частичкой друг друга.
Сплетаются тени в отблесках свеч,
В груди горит вечный безумный пожар.
Танцующие блики касаются плеч,
Охватывает тело неведомый жар.
Нас с тобою укутает тёплая ночь,
Осветит серебром своим с неба луна,
Все страхи и беды улетучатся прочь.
Эта ночь нас связала теперь навсегда…
Своей жизнью живут наши губы и руки
В безумии ночи мы таем, в объятьях…
Я знаю отныне – нет хуже разлуки
С тем, кто и даром мне стал, и проклятьем.
* * *
Скользнув сквозь плотные шторы, несколько ярких лучиков упали прямо на лицо спящей девушке. Веки её слабо дрогнули.
Открыв глаза, Марта сонно обвела глазами комнату, тихо зевая. В памяти вспыхнули события вчерашней ночи, и сон как рукой сняло.
Нет, она не жалела, хотя и хотела бы, если бы могла. Разумом она понимала, что это ошибка, но где-то в глубине души знала, что ради одной такой ночи ошибалась бы сотни и тысячи раз.
Решив оставить размышления и сожаления на потом, Марта присела на постели. Петра, конечно, уже не было – он никогда не спал больше четырёх часов в сутки, зачастую даже меньше. Девушка непроизвольно вздохнула: она хотела бы знать, каково это – проснуться рядом с ним.
Обругав себя за такие мысли, она поспешно натянула платье и привычно собрала волосы в растрёпанную косу. Марте хотелось выскользнуть поспешно и незаметно, чтобы её никто не увидел.
Ей не хотелось быть фавориткой. Даже несмотря на эти безумные глупые чувства. Скорее всего, после того случая на празднике все так или иначе присвоят ей этот статус, но всё же…В её понимании фаворитка – это всё равно, что падшая женщина. Когда-нибудь его интерес к ней пройдёт и забудется, а что делать ей самой? Если увязнет, то будет очень больно. Тем более, видеть его потом с другими или с законной супругой, которая у него наверняка в скором времени появится…
Пытаясь унять дикий вой в груди от этих выводов, Марта шла, едва ли не крадучись. Как бы там ни было, будущего у этих отношений нет и не может быть, поэтому лучше вычеркнуть это сейчас же из своей жизни, чтобы не сожалеть потом и надеяться хоть когда-нибудь обрести покой.
Задумавшись, девушка почти не слышала шороха лёгких шагов. Услышала лишь тогда, когда они раздались совсем близко.
– Что ты здесь делаешь? – Холодный голос вывел из забытья.
Вздрогнув, Марта подняла голову, натыкаясь взглядом на две зияющие чёрные бездны глаз Елизаветы.
– Я по делам иду, – опустив чуть испуганный взгляд, Марта присела в неловком реверансе и обогнула графиню.
Та кусала сухие губы, с нескрываемой злостью глядя ей вслед.
Дни складывались в недели, недели – в месяцы, время текло незаметно, как песок сквозь пальцы. Марту в последнее время обложили большим количеством обязанностей, иногда и передохнуть не оставалось времени. А Пётр никогда не умел сидеть на месте – ураганом носился по стране, продумывая и предусматривая любые мелочи. Его зачастую можно было найти в кузнице или на стройке – царь не гнушался простой работы, более того, преуспевал во всех начинаниях. Тем самым он развивал в себе упорство и терпение. Петербург рос невероятно быстро. Это и отличало Петра от многих других монархов – поразительная молниеносность действий.
Утонув в быте простой подневольной крестьянки, в своих обязанностях, Марта засыпала, едва голова касалась подушки. За это время она успела подружиться с тем камергером, Виллимом Монсом. Этот галантный и забавный молодой человек был очень приятным собеседником, хоть Марта и видела в нём только друга. Им изредка удавалось перекинуться парой фраз и непритязательных шуток. Девушка теперь даже радовалась взваленным на неё обязанностям – не было времени думать о личной жизни.