Когда я достигла нужного возраста и смогла наконец сесть за руль, мой отец внушил мне, как важно выйти из машины, когда тебя останавливает полисмен. Это не только вежливо, подчеркивал он, но и помогает расположить к себе служителей закона. Но Гарри, разумеется, лучше знать. Когда полисмен подошел, Гарри застыл на месте с надменным и сердитым видом. И стоило офицеру показаться в окне Гарри, как у меня возникло препротивное чувство: я поняла, в чем дело.

– Это ваша машина, сэр?

– Конечно, моя. Какого черта вы меня остановили?

– Дело в том, что, согласно нашим записям, эту машину угнали сегодня утром. Вам об этом ничего не известно?

– Угнали? Какой бред! Это моя машина, и я за рулем, как ее могли угнать? Вы ошиблись, офицер.

Язык у меня прилип к миндалинам. Я отцепила его и наклонилась вперед.

– Хмм, нет, – пролепетала я. – Вы правы, офицер, это та самая машина. Сегодня утром я потеряла ее на парковке и сообщила об угоне, но на самом деле я просто забыла, что взяла машину мужа, а он – мою. Боюсь, это всего лишь глупое недоразумение, и я во всем виновата.

Гарри повернулся ко мне, остолбенев на мгновение. Но лишь на мгновение.

– Хочешь сказать, ты заявила в полицию об угоне машины и даже не сообщила мне об этом?

– Гарри, сегодня утром произошло так много всего, у меня просто не было времени. Я хотела позвонить в полицейский участок и сказать, что произошла дурацкая ошибка, но просто забыла. Я ужасно сожалею. – Последние слова я обратила к полицейскому. И густо покраснела.

Он сдвинул фуражку на затылок и почесал голову. Вид у него был озадаченный, но, в отличие от Гарри, не угрожающий.

– Понятно. Хорошо. Думаю, это все объясняет. Можно документы на машину и водительские права?

Я достала свои права, но у Гарри их не оказалось.

– Права дома, в моем кабинете. Бога ради, офицер, мне очень жаль, и, честно говоря, я ужасаюсь поведению своей жены. Она редкая идиотка. Так тратить драгоценное время работников полиции, тебе должно быть стыдно, Рози! У них есть занятия поважнее, чем носиться в поисках несуществующих машин!

– Да, я знаю, – промямлила я.

– Все в порядке, сэр, – мягко произнес полицейский. – Ничего страшного. Только надо связаться с Лондоном. В какой полицейский участок вы обращались, мэм?

– В кенсингтонский.

– Кенсингтонский? – проорал Гарри. – Какого дьявола ты ошивалась в Кенсингтоне?

– Ходила по магазинам, – пробурчала я. – Я же тебе говорила.

– Ха! Поперлась в Кенсингтон за парой трусов и шампунем? Ох уж эти бабы! – Он радушно повернулся к полицейским в поисках поддержки, но один из них вдруг настороженно посмотрел на Гарри:

– Сэр, вы пьяны?

Повисла устрашающая тишина. Гарри стал весь розовый.

– Как можно, офицер, – наконец выпалил он. – Я еще даже не обедал!

При чем здесь обед? Я так и не поняла.

– Тогда будьте добры, выйдите из машины и дуньте в трубочку. Обычная формальность.

– Не думаю, что в этом есть необходимость.

– Может быть и нет, но тем не менее, сэр, на всякий случай.

Гарри смерил его враждебным взглядом, и на минутку мне показалось, что он сейчас откажется. Но он вышел и яростно хлопнул дверью. Я слышала, как он поносил полицейских, шагая к машине-панде.

– Только такие преступления вам и под силу, да, офицер? На улицах творится черт-те что, настоящие преступники на свободе, а представителям среднего класса, которые спокойно едут по своим делам, проходу не дают!

Тихо простонав, я опустилась на сиденье, с дрожью глядя, как полицейские достают из машины оборудование. Да, после этого случая он взбесится окончательно. Бог с ним, с разводом: если у Гарри отберут права, я могу хоть эмигрировать, ему будет все равно. Я со страхом наблюдала сквозь пальцы: вот Гарри стоит на ветру у черно-белой машины и дует в пакетик; штанины развеваются, волосы встали дыбом. Два полисмена мрачно осмотрели результат. Потом один из них снова подошел к машине. И наклонился к окну:

– Боюсь, вашему мужу придется последовать за нами в участок. Вы хотите поехать с ним?

Я поехала. Просидела целую вечность в холодной унылой комнате, украшенной суровыми плакатами и отчаянными предупреждениями о том, что бывает, если не запереть машину и не защищать собственность, а Гарри опять увели на тест. И как вы думаете: повторный тест тоже оказался очень положительным, по крайней мере так мне показалось, когда Гарри вышел из маленькой подсобной комнатки с убийственным выражением на физиономии.

– Ничего не говори, – прошипел он, когда мы вышли на улицу. – Если тебе дорога жизнь, даже рта не раскрывай! Это ты во всем виновата, Рози!

Я знала, что спорить не стоит, и села обратно в машину.

– Двинься, – рявкнул он.

– Но Гарри, я должна сесть за руль. Ты не можешь…

– Я имею право водить, пока мое дело не будет рассмотрено в суде через месяц, и тогда, скорее всего и благодаря тебе, у меня отберут права по меньшей мере на год. А пока у меня есть законное право сидеть за рулем! Так что двинься!

Было бы безумием его ослушаться. Я перелезла на пассажирское сиденье, и он рванул вперед на полной скорости. Пробка рассосалась, и мы неслись по шоссе в тишине. О разводе не было сказано ни слова, и мне уже казалось, будто я ничего такого не говорила. Интересно, может, он нарочно молчит об этом? Или же, учитывая тяжелейший моральный ущерб, нанесенный Гарри, мое заявление просто не имеет значения? Подумаешь, развод: какая мелочь по сравнению с ограничением его свободы! Потерял жену и ребенка, бедолага Гарри? Вот незадача, выпей-ка еще портвейна. Потерял ВОДИТЕЛЬСКИЕ ПРАВА? Господи Иисусе, и как же ты собираешься добраться до Челтенхэма? До Гудвуда? Я со вздохом опустилась на сиденье и задумалась: хватит ли мне смелости произнести это еще раз. Может, и не придется, с надеждой подумала я. А может, это вообще неважно, я просто пришлю ему оформленные бумаги, а когда он удивится, скажу: разве ты не помнишь, Гарри? Я же упоминала об этом несколько пятниц назад, как раз до того, как мы сделали круг по пути к родителям, чтобы полюбоваться красотами полицейского участка!

Мы мчались по шоссе в ожидании нужного поворота, а я смотрела на его застывшее взбешенное лицо. Это выражение было мне знакомо; я вжалась в сиденье, а он принялся вымещать агрессию на узких улочках, что вели к дому моих родителей. Костяшки пальцев у меня побелели; я зажмурилась. Скорость была головокружительная, но я знала, что лучше помалкивать. Мы проскочили ферму в конце родительской улицы, и пришлось с визгом затормозить всего в нескольких сантиметрах от машины, что пыталась проехать в противоположном направлении. Женщина, сидевшая за рулем, опустила стекло.

– Свинья! – закричала она.

– Корова! – проревел он в ответ, и мы помчались дальше, и как оказалось – зря, потому что как раз на следующем повороте врезались… в свинью.