— Когда ты последний раз принимала ванну, дорогуша? — спросила Вивьен.

— Мне больше не нужно мыться, — отозвалась Данни.

— Действительно, — пробормотала Вивьен, зарываясь лицом в пах Данни. — В этом запахе есть что-то соблазнительное.

Дальше все произошло очень быстро. Данни сказала, что хочет поцеловать Вивьен, прежде чем та начнет лизать ее «киску». Вивьен потянулась к ней. Данни положила руки на шею женщины и сжала ее.

Должно быть, Вивьен сначала подумала, что это такая игра, но потом поняла, что Данни ее душит, перекрывает ей воздух. Вивьен попыталась оттолкнуть девушку, но та держала крепко, словно акула — свою жертву.

Марк слишком поздно осознал, что его жена в опасности. «Эй! — закричал он. — Какого черта…» — и кинулся на помощь. Данни сломала шею Вивьен — я услышал ужасный сухой щелчок и уронил бокал с шампанским. Тело Вивьен безжизненно распростерлось на кровати. Данни схватила бутылку шампанского, стоявшую у кровати, и ударила ей по лицу подбежавшего Марка. А потом острым краем разбитой бутылки перерезала Марку горло.

— О боже… — только и смог вымолвить я.

Меня затошнило. Я упал на колени и начал блевать.

Данни оделась и помогла мне встать на ноги, приговаривая:

— Нам надо идти, Алекс.

— Что ты наделала?

— Может быть, в другой раз при виде твоей блевотины мне захочется попробовать «римский дождь», — сказала она, — но сейчас нам нужно уходить.

— Ты убила их, Данни…

— Ну, это очевидно.

Она села за руль.

— Почему ты это сделала? — спросил я.

— Я должна была.

— Никто не должен убивать.

— Они от нас кое-чего хотели, от Гордона и от меня, — сказала она. — За то, что помогли Гордону. Он заплатил жрице вуду, но им деньги были не нужны. Они хотели от нас того, чего мы им дать не могли.

— Чего же?

— Подчинения, — тихо проговорила она. — Зависимости и раболепия. Ни за что на свете я не смогла бы принадлежать им. Гордон тоже. Я сделала то, что должна была сделать. Гордон знал, что я собираюсь убить их — рано или поздно. Не сегодня, так завтра. Но сегодня мне показалось, что настал хороший момент с ними покончить.

— А зачем ты впутала меня в это дело?

— Прости. Кажется, я тебя использовала.

— Ты изменилась, — сказал я. — Та Данни, которую я знал, не была способна на жестокость.

— Я знаю, — улыбнулась она.

Данни остановила машину, тормоза взвизгнули в тишине ночи, словно летучие мыши. Было почти четыре утра.

— Пойдем со мной, — сказала она.

Поблизости раскинулся парк. Она быстро направилась к серому цементному зданию общественного туалета.

Я так больше не мог.

— Погоди. Куда ты?

— Туда, где самое место таким шлюхам, как я, — отозвалась она. — В сортир.

Она вошла в мужское отделение, я последовал за ней. Внутри было темно, сквозь крохотные окошки едва просачивался слабый свет от фонарей и луны. Воняло тут, как в любом общественном туалете, — мочой, дерьмом и блевотиной.

Данни присела на корточки, спустив до колен кожаные штаны, и помочилась на пол. Взглянула на меня. Ее глаза мерцали в темноте.

— Подойди и пописай на меня, — пробормотала она. — Заставь меня выпить все до капельки. Сделай меня своей грязной шлюхой-дыркой. Ты делал так раньше, так сделай это сейчас.

Я не знаю, что на меня нашло. Я хотел пописать на нее, мне было необходимо это сделать — но если раньше это было нечто чувственное и приятное, то сейчас сам процесс показался мне омерзительным: достать член и направить струю мочи ей в рот, приговаривая: «Выпей это до капли, вонючая шлюха, маленькая дрянь, убийца».

Я отступил… да, в ужасе. От страха у меня скрутило живот, сердце ушло в пятки, я молча смотрел на нее.

— Не останавливайся, — прошептала она.

Я застегнул джинсы.

— Дело сделано.

— Тогда испражнись на меня, — попросила она. — Размажь свое дерьмо по моему лицу. Заставь меня съесть его. Я знаю, ты этого хочешь.

— Сука.

— Для тебя.

— Все, что я хочу, — сказал я, — это убраться отсюда.

— Взгляни вокруг, — проговорила она. — Ощути этот запах. Вот где мне самое место.

— Возможно. Но я здесь больше оставаться не хочу.

— Чего ты боишься, Алекс?

— Я уезжаю, — сказал я. — Если хочешь уехать со мной, идем.

— Я всегда хочу «уехать», — прошептала она, лаская себя между ног.

— Хочешь остаться, оставайся.

Я вернулся к машине. Она последовала за мной.

— Не беги, Алекс.

— Я не бегу.

— Ты чертовски быстро идешь.

— Я больше ничего не хочу слышать, — проговорил я. — Не хочу, чтобы ты заражала меня своим безумием.

Я сел в машину.

Она надулась и села рядом со мной. Я старался не обращать внимания на ее вонь. На всем пути к Гордону мы не проронили ни слова.

Только когда мы подъехали к дому, она спросила:

— Зайдешь?

— Нет, — ответил я.

Занимался рассвет.

Я смотрел, как соблазнительно колышутся ее бедра, обтянутые кожаными штанами, когда она шла к дому, и думал, что должен был трахнуть ее, прежде чем отпустить к хозяину.

Мне нужно было ее трахнуть.

Я решил, что домой не поеду. Только не после того, что случилось. Сначала я трахну ее, использую как кусок мяса, которым она, в сущности, и была.

Я ворвался в дом, громко зовя ее по имени. Наверху послышались голоса. Я помчался туда.

— Ну и ну, — сказала Данни, подбоченившись и покачивая головой.

Гордон лежал в постели с Эшли.

— Когда я была в ее возрасте, ты меня не трахал, — сказала Данни, — как бы я ни старалась.

— Ты знаешь почему, — проговорил Гордон.

— Любовь, — скривилась Данни. — Драгоценная любовь, черт бы ее побрал.

— Она просто игрушка, — сказал Гордон. — Для нас с тобой.

— Когда я ушла, ты позвонил ее матери, — проговорила Данни. — Этот дар получила другая рабыня.

— Она наша, Данни.

— Если ты ее трахаешь, значит, не любишь.

— Я люблю только тебя.

— Он любит меня! — закричала Эшли. — А я люблю его!