– Ты в гостиницу? – поинтересовалась я у Адриана.

– Да.

– А зря. Если прямо сейчас отправишься к Оливии и хорошо попросишь прощения, она тебя извинит, – наставительно заметила я.

– Ага, уже бегу, – отозвался он, подталкивая ногой ворох сухих листьев.

– Как знаешь, – развела руками я, – мое дело посоветовать.

– Не припомню, чтобы я просил совета в таких вопросах, – хмыкнул Адриан. – Идем, что-то подсказывает мне, что нам по пути.

Мы не торопясь зашагали по направлению к гостинице, периодически отхлебывая каждый из своей бутылки. Идти было легко и весело. Мы постепенно разговорились. Уоллес, до сих пор казавшийся мне человеком довольно холодным и слегка высокомерным, сейчас производил совершенно иное впечатление. С закатанными по локоть рукавами, отхлебывая портвейн из горла бутылки и по-мальчишески гоняя подворачивающиеся по дороге камешки носком сапога, он превратился в собеседника, с которым чувствуешь себя комфортно.

– Ну рассказывай, как ты догадалась, что эти красавцы никакого отношения не имеют к разбойникам из Дэнвуда? – поинтересовался Адриан.

– Можно подумать, ты и сам об этом не догадался, – отозвалась я.

– И все-таки?

Я пожала плечами.

– Трудно было не засомневаться. Ну во-первых, насколько мне известно, люди Статли грабят только в лесу. В город они если и выбираются, то с другой целью.

– Допустим, – подтвердил он, – но все когда-нибудь случается в первый раз.

– Возможно, но маловероятно. Риск слишком велик. И потом, у путешественников в любом случае бывает при себе больше денег, чем у гуляк, заскочивших поужинать в трактир.

– Ладно, – Адриан принял аргумент. – Что-нибудь еще?

– Конечно. Арбалеты. Люди Статли никогда бы ими не воспользовались. Они стреляют из луков и гордятся своей зоркостью и меткостью. Арбалет для них – позорное оружие наемников, игрушка, которая не стоит того, чтобы с ней возиться.

– Верно.

– Ну и что касается самого «Статли», у меня было несколько причин усомниться, что он тот, за кого себя выдает, – уклончиво добавила я. – А то, что остальные грабители были так легко готовы бросить его на произвол судьбы, послужило лишним подтверждением.

– Ты думаешь, люди настоящего Статли поступили бы не так?

– Точно, конечно, не знаю, но не похоже. Ты задумывался о том, за счет чего Статли уже несколько лет удерживается во главе разбойников и остается в живых, несмотря на ту цену, которая обещана за его голову? Он хороший лидер. Он харизматичен и умеет сплачивать людей вокруг себя. Думаю, большинство из них будут стоять за него до последнего.

– Все может быть, хотя, скорее всего, ты приписываешь разбойникам свойства людей иного склада.

Я снова пожала плечами. Не рассказывать же, в самом деле, о том, что я лично знакома кое с кем из них.

К подошве прицепились какие-то опавшие листья, и я остановилась, чтобы их стряхнуть. Пока выпитый коньяк не слишком сильно давал о себе знать, но все-таки я предпочла не играть в игры с равновесием, стоя на одной ноге, и села на траву, предварительно осторожно поставив рядом бутылку. Прямо передо мной тихонько журчал тонкий ручеек, и я передвинулась поближе к воде.

– Тушеная телятина, – сказала я вдруг, хлопнув себя по лбу.

– Где, в ручье? – изумился стоявший у меня за спиной Адриан. – И что, прямо сразу тушеная? Может, кому-то стоит завязывать с коньяком?

– Да нет! Я совсем забыла, ради чего пришла в этот чертов трактир! Чтобы попробовать их знаменитую тушеную телятину.

– И что, так и не попробовала? – сочувственно спросил он, помогая мне подняться.

– В том-то и дело, что попробовала, – вздохнула я. – И совершенно не запомнила ее вкуса! Это-то и есть самое обидное! А ты ее пробовал?

– Ну да, – кивнул Адриан, – мы эту самую телятину и заказали.

– И как, она хоть действительно так хорошо приготовлена, как рассказывают?

Уоллес нахмурился.

– Не помню, – признался он. – Как-то не обратил внимания.

Я перевела на него разочарованный взгляд, и через секунду мы оба расхохотались.

– Придется сходить туда еще разок, – заключил Адриан.

– Туда? – скептически переспросила я. – Не, ты как хочешь, а я, кажется, обойдусь. Чего доброго, трактирщик на радостях опять предложит мне молодого человека… или того хуже – девушку!

Новый взрыв хохота свидетельствовал о том, что алкоголь в правильных количествах весьма способствует веселому настроению.

– Чего же ты ожидала, когда попросила у него кровать? – воскликнул Адриан.

– Так я же не для этих целей! – возмутилась я.

– Ну а для каких?

– Ну как… Надо же мне было куда-то парня пристроить! Ну что ты смеешься? Что мне было делать, оставлять его валяться прямо там на столе? Или запихивать в карету и отвозить домой? Так я даже не знаю, где он живет!

– И в результате ты оставила его спать на дереве! – заключил сквозь смех Адриан.

– Да, это было слегка непоследовательно… – Я отхлебнула еще немного коньяка. – Слушай, давно хочу спросить. Ты извини, что лезу в личную жизнь, но, правда, очень интересно.

– Ну-ну?

– Та барышня, которая выбрасывала из твоего окна посуду и чуть не убила собаку. На что она так обиделась?

Адриан со вздохом поднял глаза к небу.

– Ну если тебе очень надо знать… Она нашла у меня в кровати женскую булавку.

Я хихикнула.

– Булавка, как я понимаю, была не ее?

– Она вообще не пользуется булавками.

– И чья же в таком случае?

– Слушай, я что, знаю, что ли? – немного раздраженно ответил он. – Да мало ли!

Я расхохоталась.

– Их что, одновременно так много?

– Почему именно одновременно? Я здесь живу уже почти полгода.

– Ах, целых полгода? Ну тогда конечно! – продолжала подтрунивать я. – Ну так сказал бы ей, что булавка завалялась в кровати еще со времен предыдущего жильца. Ты же в конце-то концов живешь в гостинице!

Адриан даже остановился.

– Слушай, а я об этом не подумал, – признался он. – Пожалуй, я теперь буду с тобой советоваться.

– Представляю себе эту картину, – с трудом выговорила я сквозь смех. – Барышня находит у тебя в постели… ну скажем, чулок. Грозно так спрашивает: «Что это такое?», готовая схватиться за кофейник. А ты такой: «Дорогая, подожди минуточку, я тебе сейчас все объясню». Распахиваешь ставни, высовываешься из окна и кричишь: «Инга! Мне нужно с тобой посоветоваться!»

Дальше говорить я уже не могла, только шла полусогнувшись, размазывая слезы от смеха по лицу.