После непродолжительной паузы Нил спросил:

— Как продвигается твоя работа?

Выходит, он принял отказ. В глубине души Грейс ожидала, что он попытается уговорить ее переменить мнение.

— Неплохо. Три дня назад я закончила последнюю картину для выставки, поэтому сегодня захватила ее с собой и занесла в галерею.

Некоторое время они побеседовали, причем Нил удивил Грейс глубиной познаний в области направлений современной живописи.

— Кстати, — обронил он, — я обратился в галерею Джима Бредфорда и получил приглашение на открытие твоей выставки. Надеюсь, ты не против?

Вилка, которую Грейс держала в руке, на миг застыла в воздухе.

— А если я скажу, что против?

— Я все равно пойду.

Неизвестно почему рассердившись, она резко спросила:

— Почему тебе так хочется побывать на выставке моих работ?

— Чтобы увидеть твои картины, разумеется.

— И это не имеет какого-либо отношения ко мне лично?

— Отнюдь. Ведь ты только что отшила меня, помнишь?

Разозлившись еще больше и в то же время понимая, что ее гнев беспричинен, Грейс произнесла:

— Мы оба пришли к выводу, что нам лучше никогда не встречаться. Может, на том и порешим?

— Попробуем. После выставки.

— Ох, ты невозможен!

— Ничего невозможного не бывает, Грейс.

— Только не для меня! — заявила она, зардевшись.

— Намек понял. Кстати, в этом ресторане пекут изумительные песочные пирожные. Хочешь?

— Я хочу отправиться на автовокзал, одна, и уехать к себе домой!

— Где тебя не потревожат ни Тед, ни Кэрол, ни Дженнифер, — подхватил Нил.

— Добавь в список и себя.

Нил жестом подозвал официанта и попросил завернуть полдюжины пирожных. Затем спокойно произнес, обращаясь к Грейс:

— Ты уверена, что твое решение не скоропалительно? Неужели тебя ни капельки не интересуют мои деньги?

С трудом подавив желание опрокинуть на Нила стол со всем его содержимым, Грейс сдержанно ответила:

— Сейчас я вынуждена экономить. Но в следующем году мне исполнится тридцать, и я смогу получить свою долю бабушкиного наследства. Так что твои деньги мне ни к чему, Нил.

— Но у меня их гораздо больше, чем составляет твоя доля наследства.

— А сколько вообще может потратить человек? — фыркнула Грейс. — Я столько времени провожу за мольбертом, что мне совершенно некогда ходить по магазинам. И потом, глупо набивать шкаф тряпками, не имея возможности в них красоваться.

— В этом мы сходимся, — заметил Нил. — Несколько лет назад я избавился от излишков недвижимости, распрощался с множеством автомобилей и самолетом. На текущий момент в моей собственности находится самое необходимое. Остальное просто надоело.

— Сейчас тебе интересно строить приюты и школы? — усмехнулась Грейс. — Хотела бы я увидеть тебя, когда ты был подростком…

— Вряд ли тебе захотелось бы познакомиться со мной, — отмахнулся Нил. — Знаешь, нам пора ехать, иначе можем угодить в пробку. Ты готова?

Грейс почувствовала себя так, будто перед ней захлопнулась дверь. Нил весьма эффективно пресек ее попытку проникнуть в его прошлое.

— Ох, как мне не хочется, чтобы ты приходил на мою выставку! — воскликнула она с нотками отчаяния в голосе.

Он уже вставал, отодвигая стул и беря счет.

— Жду тебя у выхода.

— Ты очень четко даешь понять, что твое прошлое не обсуждается, — гневно произнесла Грейс. — Но почему сам не желаешь усвоить ту истину, что мое будущее точно так же никого не касается?

— Просто не желаю, и все, — сказал Нил.

Грейс резко отодвинула стул и зашагала в дамскую комнату. Потом всю дорогу до автовокзала она хранила мрачное молчание. Лишь когда Нил остановил «мерседес» у бордюра, она отрывисто произнесла:

— Спасибо за ужин и за то, что подвез. Но от галереи держись подальше. Потому что лично меня устраивает вариант под названием «Нам лучше больше никогда не встречаться»!

Нил схватил ее за запястье.

— «Никогда» — слишком долгий срок, — сказал он и крепко поцеловал Грейс в губы.

Все ее тело тотчас ожило, затрепетало от желания. Нил легонько задел локтем ее грудь, и соски мгновенно отвердели под тонкой тканью блузки. Как заманчиво было поддаться, прильнуть к сильному мужскому телу, углубить поцелуй…

Собрав все силы в кулак, Грейс вырвалась из объятий Нила и покинула автомобиль.

— Я не хочу вступать с тобой в близкие отношения!

Возле автовокзала было многолюдно. Двое прохожих рассмеялись, другие уставились на Грейс, как на уличного клоуна. Она захлопнула дверцу «мерседеса» и побежала внутрь здания.

Только купив билет и сев в автобус, Грейс вспомнила, что пакет с пирожными остался на сиденье принадлежащего Нилу автомобиля.

Она любила песочные пирожные. А Нила — нет!

…Родственники Грейс, будто сговорившись, прибывали в галерею через каждые пять минут. Сама она находилась в глубине зала, беседуя с двумя знакомыми художниками.

Выставка была организована с размахом, количество посетителей все увеличивалось. На некоторых картинах уже красовались бумажки с надписью «Продано».

Ради торжественного события Грейс надела длинную шелковую юбку и нежно-розовую блузку, которая чудесно сочеталась с оттенком ее кожи. Лицо Грейс обрамляли светлые кудри, в ушах — опаловые серьги, которые Тед и Кэрол подарили ей на прошлый день рождения.

Она, казалось бы, должна была находиться в приподнятом настроении. Но на самом деле никакой радости не испытывала. Потому что выставка собственных работ показала ей то, чего многие не замечали: творческий застой.

Подобная мысль не впервые посещала Грейс, но она надеялась, что до критического уровня еще далеко. А сегодня вдруг выяснилось, что он уже достигнут. И что теперь делать? Грейс понятия не имела. Народу все прибывало, а она чувствовала себя актрисой, вышедшей на сцену и не знающей, как исполнять роль.

Впрочем, внешне все выглядело просто блестяще.

— Сколько посетителей! — воскликнул Тед, с трудом скрывая удивление.

— Я жду этого с самого утра, — с непривычной теплотой произнесла Кэрол. — А вот и Дженнифер… Добрый вечер.

Тед обменялся с бывшей женой коротким рукопожатием.

Прибывшие следом Берни и Триша расцеловали Грейс. Дженнифер сделала ей комплимент по поводу того, как чудесно она выглядит. Сама Дженнифер смотрелась чрезвычайно элегантно в платье из полупрозрачной серой с жемчужным отливом ткани. В голове Грейс, пока она произносила слова ответной любезности, вертелось совсем другое: я боюсь собственной матери. И это была правда.