– Бросал сосновые шишки, как гранаты, – сказал Габри.

– Бам-бам-бам! – Оливье держал в руках воображаемый автомат и производил звуки, которые они не раз слышали от Лорана, отстреливающегося от врагов.

Клара швырнула воображаемую гранату:

– Шарррах!

– Он всегда был готов защищать деревню, – сказала Рейн-Мари.

– Верно, – подтвердил Оливье.

Гамашу вспомнились семена сосновой шишки, найденные в кармане Лорана. Мальчик был на задании – он защищал мир. Вооруженный до зубов. В момент смерти.

– Вообще-то, я думал, что его смерть не была несчастным случаем, – сказал Арман Мирне, когда остальные оторвались от них, уйдя вперед по деревенскому лугу. – Я считал, что это убийство.

Мирна остановилась и посмотрела на него:

– Правда? Почему?

Они сели на скамью в лучах вечернего солнца.

– Я всегда об этом думаю. Наверное, я так часто сталкивался с убийствами, что они мне видятся, даже когда их нет?

– Вы создаете монстров. Как и Лоран, – сказала Мирна.

– Да. Жан Ги считает, что часть меня хотела, чтобы это было убийство. Потому что мне стало скучно.

– Уверена, что он ничего такого не говорил.

– Не говорил. Но я воспринял это так.

– И как вы отвечаете на подобные подозрения?

– Полагаю, в его словах была доля правды. Не то чтобы мне стало скучно, и, уж конечно, убийство меня не забавляет. Оно вызывает у меня отвращение. Но…

– Продолжайте.

– На прошлой неделе приезжала Тереза Брюнель. Она предлагала мне должность суперинтенданта, курирующего отделы по расследованию убийств и тяжких преступлений.

Брови Мирны взлетели.

– И?..

– По правде говоря, я нигде не чувствовал такого душевного покоя, такой душевной гармонии, как здесь. Я не испытываю ни малейшей потребности возвращаться в полицию. Но я чувствую, что должен принять ее предложение.

Мирна рассмеялась:

– Как я вас понимаю! Когда я оставила свою психотерапевтическую практику, меня мучило чувство вины. Мы не из поколения наших родителей, Арман. Теперь у людей есть много возможностей. Перестав практиковать, я задала себе один вопрос: чего мне хочется на самом деле? Не для моих друзей. Не для моей семьи. Не для совершенно незнакомых мне людей. А для себя. Наконец-то. Наступил мой черед, мое время. А теперь – ваше, Арман. Ваше и Рейн-Мари. Чего вы хотите на самом деле?

Он услышал, как упала шишка, и с трудом удержался, чтобы не повернуться посмотреть, где там забавный мальчишка, кидающий «гранаты». Шарр-ррах.

Потом упала еще одна. И еще. Словно три громадные сосны стучали в землю. Просили принять Лорана. Того маленького волшебника, который заставлял их гулять.

Арман закрыл глаза, вдохнул запах свежескошенной травы, ощутил тепло солнечных лучей на лице.

«А чего я хочу?» – спросил он себя.

Ветерок донес до него первые слабые ноты знакомой мелодии. Из «Урожая» Нила Янга. Арман взглянул в сторону маленького кладбища на вершине холма. На фоне ясного голубого неба он увидел крупную фигуру человека с гитарой в руках.

И с холма донеслись слова: «…и столько еще впереди».

– Вот вы где, – сказал Оливье, усаживаясь вместе с Габри за столик Гамашей в бистро. – Мы вас искали.

– Ну, наверное, искали недолго, – заметила Рейн-Мари. – Где еще нам быть?

– Дома? – предположил Габри.

– Разве наш дом не здесь? – прошептал Гамаш на ухо Рейн-Мари.

– Да, конечно, mon beau[14]. – Она одобрительно похлопала мужа по колену.

Оба все еще носили траурную одежду: на Рейн-Мари было темно-синее платье, на Армане – темно-серый костюм, белая рубашка, галстук. Сшитые на заказ, классические.

Они еще не готовы были переодеться, словно снять траур означало отказаться от скорби и оставить Лорана в прошлом.

Оливье и Габри, вероятно, чувствовали то же самое. Они тоже носили траурную одежду и галстуки.

Оливье махнул одному из официантов, и вскоре на их столике появились два пива и вазочка со смесью орешков.

Габри и Оливье сидели, потягивая пиво, и поглядывали друг на друга – никто не хотел начинать первым.

– Так по какой причине вы нас искали? – спросил наконец Арман.

– Давай ты, – сказал Габри.

– Нет, ты, – ответил Оливье.

– Это же была твоя идея, – возразил Габри.

– Пожалуйста, пусть кто-нибудь из вас уже начнет, – взмолился Арман, переводя взгляд с одного на другого.

Он был не в настроении играть в «двадцать вопросов».

– Есть маленькая проблема, – сказал Оливье.

– Может, и говорить о ней не стоит, – перебил его Габри. – Просто у нас возник вопрос.

Гамаш широко раскрыл глаза, побуждая их к более конкретному разговору.

– Я говорю о палке, – сказал Оливье.

– О палке Лорана, – уточнил Габри.

Они уставились на Гамаша, но, увидев его недоумевающий взгляд, Оливье рискнул продолжить:

– Когда мы говорили в церкви о Лоране, мы все вспоминали его с палкой.

– С его ружьем, – сказала Рейн-Мари.

– С его ружьем, его мечом, его волшебной палочкой, – подхватил Оливье. – Сколько раз мы видели, как он на велосипеде съезжает по склону в Три Сосны, держа перед собой палку, словно рыцарь – копье?

– Он был защитником, – с улыбкой сказал Габри, вспоминая бесстрашного, отважного паренька, сражавшегося бог знает с кем, исполненного решимости спасти деревню и ее обитателей.

Гамаши смотрели на Оливье и Габри, ожидая продолжения.

– Он повсюду носил с собой свою палку, – сказал Габри. – Мы подумали, может, Ал и Иви захотят, чтобы палка вернулась к ним.

– Да, конечно, – сказал Арман. – Вероятно, вы правы.

Он пожалел, что сам не додумался до этого, но порадовался, что додумались Габри и Оливье.

– Палку, наверное, взяла полиция, – сказал Оливье. – Вы не знаете, когда они ее вернут? Нельзя ли получить ее поскорее?

Арман открыл рот, собираясь сказать, что, по его сведениям, все вещи Лорана уже возвращены. Но он ничего не сказал, потому что вспомнил полицейский отчет. Там ничего не говорилось о палке. Правда, даже если бы криминалисты увидели ее на земле, то не обратили бы внимания. Она ничем не отличалась от любой другой палки.

А еще он вернулся к собственным воспоминаниям о месте смерти Лорана.