У него было два козыря. Только два. Но серьезных… Кардинал Франко Коперник, ныне председатель Трибунала Святой Римской Роты[13]и кардинал Алессандро Антонио да Скалья. А через них он держит за бороду самого Папу. Хотя у Папы нет бороды…

В своей комнате, где раньше складывали снаряжение для бойни, Ирлмайер повесил большую фотографию Папы. Чтобы помнить то, что он должен помнить…

В Интернете, на одном из сайтов, посвященных европейской истории, а точнее Венеции, Ирлмайер лично оставил послание. Затем люди, связанные с немецкой разведкой, сделали небольшую рассылку из самой Венеции, где содержалось приглашение посетить этот город в качестве туристов. Одно из таких приглашений попало в почтовый ящик кардиналу Франко Копернику, он же агент Гондольер…

Сейчас доктор Ирлмайер сидел за столом в одном из туристических агентств в предместье Рима и с наслаждением смотрел на всю ту гамму чувств, которая разыгралась на лице отца Коперника, когда тот переступил порог этого кабинета и увидел не своего безликого куратора, а начальника гестапо, который лично завербовал его когда-то. Доминирующей нотой в этой сложной симфонии чувств была басовитая нота страха, страха перед тем, что германское правосудие его повесит за то, что он совершил за время католического обучения в Священной Римской Империи. К ней примешивалась дребезжащая нотка ненависти – как и все отъявленные негодяи и слабые люди, кардинал Коперник ненавидел тех, кто знал про него больше, чем должно, кто отдавал приказы; он работал не за совесть, а за страх и готов был в любой момент ударить в спину. Но Ирлмайеру было на это плевать, потому что он ударит только тогда, когда империя, стоящая за Ирлмайером, ослабнет и ничего не будет стоить, а этого не случится никогда.

– Доктор Штрайхе немного приболел, я исполняю его обязанности, – заявил Ирлмайер, наслаждаясь зрелищем страха на лице кардинала. – Вы, вероятно, хотели бы отправиться на пару недель в Венецию?

– Да, но у меня будет только десять дней… – произнес отзыв Коперник.

– Вероятно, мы сможем подобрать тур, соответствующий вашим пожеланиям. Присядьте…

Ирлмайер демонстративно выложил на стол аппарат – глушилку. Он выглядел почти точно так же, как и мобильный телефон, только вместо одной антенны у него было четыре, разной длины, поставленные последовательно, по уменьшению длины. Это для глушения разных частот…

– Что нового слышно в Ватикане?

Коперник сглотнул слюну.

– Появился какой-то русский.

– Какой русский?

– Вот. Воронцов. Наш друг попросил разобраться с ним.

– Как разобраться?

Больше всего Ирлмайер любил ставить людей в затруднительное или безвыходное положение. Только так, постоянным давлением ты контролируешь ситуацию и напоминаешь своим агентам, среди которых полно далеко не лучших представителей рода человеческого, что повлечет за собой предательство или пренебрежение.

– Его надо… убрать.

– Как убрать?!

– Господи… как будто вы сами не понимаете. Убить!

– Не поминайте при мне Господа, – сказал Ирлмайер, – педераст не имеет права поминать Господа. Что плохого Воронцов сделал нашему другу?

– Я… не знаю. Он звонил кому-то, говорил с ним… а потом приказал мне передать это вам.

Сам да Скалья выходил на контакт с немецкой разведкой только при исключительных обстоятельствах. Все необходимые сообщения он передавал через Коперника, который стучал, как получается, и за себя, и за да Скалью. Он же передавал приказы немецкой разведки. Ирлмайер был не против такого ведения дел – второй человек в Ватикане слишком важная птица. Глупо рисковать тем, что какой-нибудь пронырливый журналист увидит то, что ему не нужно видеть.

Что же касается самой просьбы кардинала, – Ирлмайер полагал, что устранение Воронцова в интересах и германской разведки тоже. Но показать это было нельзя – все имело свою цену, и цена была велика…

– Мы примем решение. Что еще сказал наш друг?

– Он сказал, что Воронцов может принять решение вскоре посетить его с визитом. Этим можно воспользоваться.

– Это нам решать, – безапелляционно сказал Ирлмайер. – Наш друг еще что-то сказал?

– Нет. Но у меня есть… собственное сообщение.

– Какое же?

– Есть человек… который опасен. Он собирает вокруг себя людей… и к чему-то готовится.

– Кто?

– Кардинал Антуан Кегбеле из Кении.

Кения…

Работая с агентом, надо всегда иметь в виду, что агент может преднамеренно искажать информацию с целью получить некую личную выгоду, расправиться с обидчиком или человеком, мешающим его продвижению наверх, и тому подобное. Но вот тут… как звоночек в голове прозвенел. Дзынь-дзынь…

Кения.

После утраты контроля над Египтом и Британским Суданом – едва ли не последняя африканская жемчужина в короне Британской колониальной империи, не считая Британского Сомали, которое уж чем-чем, а жемчужиной быть никак не может. Королева Елизавета Вторая восприняла трон, когда находилась в местечке Ньери, Кения.

И Кения – одна из немногих африканских стран, где большинство все же восприняло христианство.

Ох, не к добру…

– Черный собирает вокруг себя белых? Вам самому не смешно?

– Как вам будет угодно… – сдался Коперник, – но выбор может теперь идти между итальянцем, как это обычно и бывало, и кем-то из иностранных курий. Польша скомпрометирована, теперь, простите, и Германия тоже. Может быть, Африка или Латинская Америка. Кардинал Кегбеле очень уважаемый человек. Он может стать первым чернокожим Папой…

– Этого только не хватало… – выругался Ирлмайер.

Для него чернокожие были болезненной темой, он сам, своей судьбой вполне оправдывал поговорку: Африка – две недели от туриста до расиста. Чернокожие были примитивны, как дети, порывисты, в них совершенно отсутствовала методичность и усидчивость, то, что нужно для успеха серьезного дела. За ними требовался постоянный присмотр, и ни в коем случае нельзя было отдавать им функции руководства, потому что они сразу начинали назначать куда ни попадя людей своего племени, британцы это называли трайбализмом. Чернокожие могли составить хороший, действенный коллектив, но во главе обязательно должен был быть белый.

– Значит, так… – сказал Ирлмайер, – завтра, крайний срок послезавтра вам передадут пакет. В нем будет информация на Кегбеле. Дальше что должно произойти?