Но тех и след простыл. И даже если они его услышали, то ничего в ответ не сказали. Потому что понимали: время – конструкция гибкая, с каждым может произойти все что угодно, и одно мгновение может обойтись кому-то очень дорого.

Плюнув, что называется, в сердцах, Павел пошел прочь. Нужно было добраться до метро, а оттуда обратно на Вознесенский…

– Это ж надо! Да и Кристины нет дома. Боже, что же я наделал со своей жизнью?! Зачем испортил жизнь ей?

Совершенно раздавленный и даже сожалеющий об участи медбрата, который справедливо получил по заслугам, Павел собрался с духом и продолжил свой путь.

* * *

В тот же день медбрат пришел в сознание в реанимации родной больницы и увидел злополучного священника. Раньше, как и Павел, он не видел в нем надобности в стенах учреждения здравоохранения, а теперь, к своему удивлению, относился совсем иначе. Вот так, в одну секунду – только придя в себя. Он понимал, глядя на мужчину с добрыми карими глазами и все в том же зеленоватом балахоне с крестом на груди, что жалок, и расплакался.

Священник спустя пару минут подошел к нему и, оценив состояние, сказал, что может понять его чувства и не видит в его слезах ничего постыдного.

Уже от одного этого медбрату стало легче. Обретя речь и совладав со слезами, вызванными не столько ломотой и нытьем ватного теперь тела, а угрызениями нечистой совести, молодой человек поблагодарил священника и с грустью повернул голову к тумбочке у изголовья кровати.

– Никогда бы не подумал, что окажусь на месте пациента. Думал, что не так-то им и тяжко, – сглотнул комок покалеченный собственным высокомерием парень. От этого легче не стало, ибо рядом с ним лежал украденный плеер. В очередной раз разрыдавшись и стараясь не смотреть от стыда в светлые глаза батюшки, он сказал: – Помню, в училище мне казалось, что этика – это несерьезная болтовня об идеальном, не имеющая никакого отношения к реальности, – проговорил воришка, вновь посмотрев на украденный им девайс.

Сотрудники не поверили словам Павла о краже и оставили «игрушку» попавшему в переделку товарищу. «Если это правда, пусть сам решает, как распорядиться тем, что ему не принадлежит», – негласно решили они.

– Прошу, отнесите плеер в семнадцатую палату к тому мальчишке с заботливой мамой. Они наверняка ищут. Скажите, что это я его спер, – говорил и говорил медбрат, тогда как батюшка, поняв его с полуслова, взял гаджет и, глядя на разбитый экран, попытался его включить.

– Все работает, даже музыка играет. Экран слегка пошкрябан. Но это поправимо, да и у вас все заживет. Дайте себе время, и сами себе удивитесь, уверяю вас, – сказал он и в благотворной тишине, заполнившей палату, удалился искать владельца «мптришки». Остаток дня ему хотелось размышлять о вечном и жизненных коллизиях, сопровождающих все бренное…

1

Поднимаясь по лестнице в двадцать пятую квартиру, Паша чувствовал странный трепет предвосхищения – так бывало, когда ребенком ожидал подарков от Дедушки Мороза под еще пахнущей лесной жизнью елкой.

Тем временем в подъезде пахло не елочкой, а борщом и жареной картошкой – вот он, русский дух.

– Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, – проговорил Павел сам себе избитую вещь, вставив ключ в дверной замок. «Интересно, – подумал молодой человек, – я столько убивался о прежних своих отношениях, а стоит потерять из виду Кристину, так эта моя потеря кажется совсем невосполнимой. Хотя мы всего-навсего соседи. Были», – закончил внутренний монолог парень.

Дверь отворилась, и он вошел в квартиру.

Как ни странно, он был рад возвращению домой. Оно и понятно – это куда лучше, чем смотреть на аппетитных и заботливых медсестричек, которые тебе никогда не достанутся, или видеть, как сбивают человека на дороге, а время растягивается, будто жвачка.

Даже какашка Бендера, на которую он чуть не наступил, не испортила ему настроения.

– Дом, милый дом. Вот и объяснение моему радостному возбуждению, – сказал он, попытавшись включить свет в коридоре.

Но не тут-то было.

– Можешь не стараться, лампочка сдохла. Здравствуй, – сказала ему Вика, собиравшаяся, как видно, готовить на «Мечте» свою вонючую рыбу.

– А, Вика, здравствуйте.

– Где ж ты был?

– Ой, не спрашивайте. Болел, – ответил Паша, стараясь поскорее уйти от разговора и просочиться к себе в комнату.

По-прежнему находясь в приподнятом настроении, он зашагал к вожделенному жилищу. Павел уже видел, как вскоре приведет его в соответствие со своими вкусовыми пристрастиями: на стене появится плакат с молодыми ребятами из «Black Sabbath» – разумеется, в оригинальном составе, где на вокале старина Оззи Осборн; Алину он попросит нарисовать ему какой-нибудь рисунок, а обои он возьмет и переклеит…

И больше никакой бабьей фигни по типу халатиков на гвоздике, косметичек и целой стайки самых разных шампуней для одних и тех же волос. Но что это, музыка? Неужели, пока его не было, Алевтина Эдуардовна поселила кого-то в его комнату?!

Не зная, что думать, Паша открыл дверь и обомлел, когда увидел за ней Кристину.

– Сюрприз! – сказала она первой.

– Еще какой. Ты как здесь?

– А я вернулась. Приехала и смотрю, а тебя нет. Только пустые банки из-под «яги». Звонить тебе не стала, да и не могла, потому что номер твой, естественно, удалила.

– А дальше?

– Дальше спросила у ребят, где ты вообще, а они говорят, что не знают и что вообще ты взялся бухать и ушел куда-то. А где ты был, кстати?

– В больнице. Перепил, – вымолвил Павел, вспоминая, как бывший алкоголического вида сосед говорил, что это место заставляет возвращаться обратно. – Я скучал по тебе. Прости, что обидел. Ты была права во всем.

– Ну, не во всем… – помялась Кристина. – Так и будешь стоять? Садись.

– Ща… – ответил Павел и, не раздумывая, взял да обнял свою соседку.

Несколько секунд она недоверчиво сопротивлялась, а потом оставила попытки и потянулась навстречу.

– Эй, ты чего? Хотя знаешь, мне приятно. Я уже забыла, каково это.

– Вот и здорово, а теперь можно и посидеть. Удивительная неделя была, ей-богу!

– Когда ж тебя накрыло-то?

– В воскресенье. Нажрался только так.

– Из-за меня?

– Да, и из-за того, что сам себе был противен.

– Чайку? – предложила Кристина.

– А то! – Паша улыбнулся. – Классно, что ты вернулась. Хоть покушать можно себе приготовить теперь нормально.