Рейд наш был до безобразия скуп на происшествия. Мы остановили двух велосипедистов, забывших включить передние фонари, и приняли сообщение о том, что у кого-то из машины стащили магнитолу. Лучше б я сидела дома и смотрела «Копов».

Тяжелее всего мне пришлось в канун Нового года – праздника не для одиноких, запертых в маленьких городках женщин, не имеющих абсолютно никаких планов на вечер. Заранее струсив, я заказала в закусочной ужин, купила в «Молочной королеве» свой любимый торт-мороженое, а потом пошла домой и три с половиной часа смотрела «Короткие истории» Роберта Олтмана – фильм о супружеской неверности, убийствах, насилии, пьянстве, издевательстве над женами, страхе, скуке, одиночестве и страдании.

Утром первого января, подавленная и издерганная, я засунула в джип дорожный атлас, сумку со спальными принадлежностями и устремилась на юг, через пустыню, по безлюдному шоссе, не имея перед собой никакой определенной цели. Взглянув на карту, я обнаружила, что нахожусь в четырехстах милях от Виннемуки, штат Невада, расположенного на отшибе, живущего рудниками и азартными играми городка, где мы с Алеком однажды заночевали.

Так вот она – цель, и какая! Виннемука – жалкая дыра с полудюжиной дешевеньких мотелей. Но было что-то родное и соблазнительное в том, чтобы приехать туда, где нам с Алеком было хорошо, – все равно что зайти в старый дом, когда-то принадлежавший тебе. Вновь обретя цель, я сильнее жала на газ. Восемью часами позже, встретив на своем пути всего шесть машин и одну автозаправку и осознав, что, если я перевернусь на обледенелой дороге, меня не найдут до второго пришествия, я подъехала к городу. Гигантские черные буквы на указателе гласили: «ВИННЕМУКА. ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ЖИЗНЬ».

Для меня жизнь в Виннемуке началась с круглосуточной закусочной, где я была единственным клиентом. Пухлые, с хриплым голосом официантки, не выпускающие изо рта сигарету, подали мне жирный, запеченный в гриле сандвич с сыром и блюдо увядшего салата «Айсберг». Затем я записалась в мотель «Супер-8», собрав в кулак волю, чтобы не пойти в те самые «Пиренеи», где мы когда-то ночевали с Алеком, и, оказавшись в номере, сразу заснула. Утром я сходила в единственный в Виннемуке гимнастический зал и немного поиграла на автомате в почти безлюдном казино. Затем я вновь устремилась через пустыню и, делая по 90 миль, приехала в Бенд через 31 час после своего отъезда – как раз вовремя, чтобы успеть посмотреть «Убийцу».

Когда я позвонила Нэнси, чтобы рассказать о своей поездке, она не поверила мне.

– Погоди-ка, – удивилась она, – так ты проехала девятьсот миль для того, чтобы сходить в спортзал?

– Ну, там, в мотеле, есть еще кабельное телевидение… – начала я, но она оборвала меня.

– Я так до сих пор и не знаю, где находится Бенд, но сваливай-ка ты оттуда.

– Почему? Я только что приехала.

Я мгновенно встала на защиту Бенда. Что ни говори, унылая Виннемука помогла мне по-новому взглянуть на мой дом, я стала больше ценить его непритязательные радости – сосновые леса, тихие озера, молочные коктейли, привлекательных (пусть и длинноволосых) мужчин. Я начала доказывать Нэнси, что встретила здесь много дружелюбных людей и узнала, как приятно походить по горам на лыжах. Муж и жена из Лос-Анджелеса даже открыли в Бенде первую еврейскую закусочную, где можно купить настоящий бейгель, а не то круглое не-пойми-что, продающееся в супермаркетах «Сей-фуэй».

Кроме того, волосы у меня выглядели лучше некуда: морозный зимний воздух превратил мои кудряшки в чудесные локоны, и я нашла Роберта, талантливого парикмахера, который брал за стрижку и укладку всего 24 доллара.

Но Нэнси была неумолима:

– Ас кем ты собираешься лечь в постель? Со своим преподавателем иврита?

Содрогнувшись при мысли о грушевидном Стиве, я призналась, что мои успехи в этой области невелики.

Следующие несколько недель я думала об Алеке чаще, чем обычно. В середине февраля, наконец, случилось то, что я сочла первой действительно веской причиной позвонить ему: я установила новый личный рекорд в толкании штанги. Мы с ним столько времени провели вместе, поднимая тяжести, что, конечно, он с интересом услышит об этой важной вехе в моей жизни. Не сомневаясь, что дождалась подходящего момента, я не стала звонить стоящим на страже подругам, а оставила Алеку сообщение. Он сразу же перезвонил и сказал, что думал обо мне.

– Правда? – обрадовалась я.

– Да, я думал, как здорово, что в этом году не пришлось никому покупать открытку на День святого Валентина. Ну что, видела новый клип Би-Ди?

По тону Алека я понимала, что он вроде бы шутит, но чувствовала себя раздавленной. Вот так, мой бывший парень счастлив, а я могу похвастаться только тем, что стала поднимать штангу на два «блина» тяжелее, чем прежде.

Мы поговорили минут пятнадцать. Я спросила Алека о его матери, о его грузовичке и о его друге Брюсе, Который перевелся из патрульных в дорожную полицию. Он очень охотно ответил на все вопросы, но больше ничего и не добавил.

Ну вот, я сделала это. Первой пошла на контакт. И в принципе это не слишком отличалось от контакта с инопланетянином. Вновь передо мной встал вечный вопрос: и как это мужчинам удается наглухо подавлять свои эмоции, и почему женщины всегда надеются, что они не сделают этого?

Вы можете возразить, что женщины слишком бурно реагируют на всякие пустяки – упала, скажем, с головы шляпка или показывают по телевизору новую рекламу «Кодака», тогда как у мужчин, похоже, есть врожденное свойство видеть в своих эмоциях неудачное вложение капитала. Стоит ли удивляться, что ожиданиям женщин не суждено сбыться? Романтические дурочки – вот кто мы такие, нам так же трудно сдерживать эмоции, расставаясь с любимым человеком, как в ту пору, когда мы только начинаем встречаться с ним. Вот почему первыми почти всегда звонят женщины, мужчина же звонит лишь в том случае, если забыл в твоем платяном шкафу гаечный ключ от своего велосипеда и теперь хочет получить его. Когда видно, что разрыв неизбежен, мужчина становится невыносимо практичным. Понимая, что все вот-вот оборвется, мужчины не подсчитывают потери, а сразу признают свое эмоциональное банкротство.

Почему у нас все так по-разному? Кто знает? Это как земное притяжение. Это существует. Это неизбежно. Это закон, управляющий нашей жизнью, хотя никто еще не выяснил почему.

Повесив трубку после разговора с Алеком, я имела все основания для того, чтобы подойти к зеркалу и сказать: «Я же тебе говорила», но на самом деле жалеть об этом звонке не стоило. Он напомнил мне, почему я больше не с Алеком, если мне было нужно напоминание, а я думаю, что это так. Но что еще более важно, звонок этот принес исцеление. С того дня мне больше никогда не хотелось набрать его номер.

Полагаю, я могла считать, что преодолела еще один барьер, но радости мне это не доставило. По правде сказать, проведя в Бенде пять месяцев, я чувствовала, что очень устала. Устала выводить себя на прогулки, устала знакомиться с новыми людьми, устала учить иврит. Я по-прежнему хотела куда-то двигаться, но мне надо было найти способ собраться с силами.