Далее приходит местный серийный любовник, иллюстратор, работающий дома. Я не видела его с самого Рождества. Он сканирует взглядом нашу доску с меню и заказывает цыплят.

– А еще, пожалуй, красотка Полли, если у меня в животе останется место, то кусок вашего замечательного яблочного пирога.

– У вас всегда хватает места.

– А-а, Мэри-Джейн, как дела? – спрашивает он с лукавой улыбкой. – Как провели ночку с пылким возлюбленным?

Мэри-Джейн шипит, как дикая кошка.

– Замолчите, иначе я вылью кипяток вам на голову! – Она со стуком ставит кувшин на стол.

Вскоре кафе наполняет гул голосов, посетители переговариваются через столы, а мы с Мэри-Джейн носимся по залу, разнося суп, чай с ромашкой и мятой или красное вино Жана – под цыпленка. Внезапно я замираю, увидев, как в кафе входит Бен. В руках у него пакеты с какими-то покупками. Он сбрил бороду и сразу помолодел. Жан оглядывается, чтобы посмотреть, кому это я машу рукой.

– Ты темная лошадка, Полли.

– Он просто друг, – улыбаюсь я.

– Холостой?

Я уверена, что тетя Вивьен собирает через него сплетни обо мне.

– Кажется, да.

Жан пожимает плечами.

– Хорош. Гей?

– Натурал.

– Почему же тогда вы с ним не трам-трам, как кролики?

– Как ты деликатно выразился, Жан.

– Стараюсь, – хохочет он.

Не успела я объяснить своему боссу, что это не мой вкус, как Бен целует меня в щеку.

– Мне нравится твой новый облик! – Я дотрагиваюсь до его подбородка.

Жан, слава богу, дает наверху мастер-класс по выпечке хлеба, наши завсегдатаи удалились, и мы с Мэри-Джейн можем наконец-то поесть. Я беру кусок цыпленка, сажусь за столик к Бену и спрашиваю, что он купил.

– Одежду. Эмили ныла, что…

– Как хорошо!

– Что? Не понял…

– Она разговаривает!

Он кивает.

– Со мной беседовала директриса, сказала, что Эмили спрашивает учительницу, вернется ли назад мама. – Он виновато хмурится. – Ты была права, Полли. Я не должен делать вид, будто ничего не случилось. Ей это не помогает, мне тоже, и теперь мы перед сном разговариваем о Грейс, вспоминаем случаи из нашей жизни.

– Какая она была?

– Необыкновенная, независимая. С открытым сердцем. Но часто и раздражала, потому что всегда настаивала на своей правоте. Я рассказывал Эмили о наших летних каникулах в детстве, как мы с Грейс могли часами плавать в море… – Его голос дрогнул. – Изображали из себя рыб. Прости. – Он кашляет, скрывая свои эмоции.

– Говори, говори, мне интересно. – Я считаю, что ему полезно выговориться.

– Ее страстью была китайская медицина и помощь людям. Я даже завидовал ей. А наш отчим всегда старался выпроводить нас из дома… Я рассказывал Эмили и про учебу Грейс в пансионате. Как-то раз она намочила в ванной полотенце и выжала его на голову директрисы. – Он улыбнулся. – Эмили понравилась эта история, но я сказал ей, чтобы она не подражала маме и что я не хочу увидеть ее имя в красной книге.

Я засмеялась.

– А Эмили рассказывала тебе какие-нибудь истории?

– Она рассказала мне, как ее мамочка один раз оставила иглу на лбу пациента, между бровей. Еще у нее много историй про Патча.

– Патча?

– Грейс чувствовала себя виноватой за то, что у Эмили нет брата или сестры, и они взяли себе собаку по кличке Патч. Порода неизвестная, но…

– Когда умер Патч? – В моей голове зреет идея.

– Около года назад. У него была опухоль, бедняга Патч умер совсем молодым. Помнится, Грейс спрашивала меня, как объяснить Эмили, что такое смерть, – сказал он с заметной иронией. – А что?

– Да так. – Просто кто-то из посетительниц сегодня сказала, что у ее соседей ощенилась собака, шотландский терьер. Четыре щенка, и вот последнего, девочку, никак не могут определить.

– Давай-ка посмотрим, что ты купил, – спрашиваю я, размышляя, не сошла ли я с ума. Сможет ли Бен, помимо всего прочего, справиться еще и со щенком? Я не могу себе представить собаку в его безупречной квартире. Но, с другой стороны, может быть, именно этого как раз и не хватает их дому?

Бен извлекает из сумки покупки.

– Что? – спрашивает он, увидев, какими глазами я смотрю на унылую юбку грибного цвета и такую же водолазку.

– Это что – единственный цвет, который был в продаже?

Бен озадаченно таращит глаза, словно я говорю об астрофизике.

– Грейс, наверное, покупала ей вещи… ну… красивой расцветки.

– Да, но они ей уже стали малы… Я вот схватил…

– Вижу, – говорю я, пожалуй, слишком сурово, извлекая из сумки штаны цвета хаки. – У Эмили есть нарядное платье? Что она наденет на день рождения Мэйси?

В воскресенье дочке Джима исполняется пять лет. В честь этого родители устраивают детский праздник в надувном замке.

– Платье? Нет! Мы должны ей что-то купить.

Вероятно, Бен почувствовал, что это «мы» застало меня врасплох, и добавляет:

– Ведь ты поможешь мне, правда?

В его взгляде я читаю такую отчаянную мольбу, что мне становится жалко его.

– Конечно. – Я складываю покупки в сумку. – Давай отнесем это назад и…

– Что вы отнесете назад? – спрашивает тетя Вив, подойдя к нам. Я и не заметила, как она пришла. Тетя Вив пять лет работала у Жана – продавала книги и прочее. Про кафе Жана она услышала совсем случайно. Тогда она вернулась из Америки, и ей нужно было устроиться на работу. Она сидела в автобусе и просматривала в газете объявления о вакансиях, когда услышала, как какой-то француз жалуется, что его персонал безнадежен, а дела идут плохо, что придется ему уехать из Англии. Они разговорились, Жан предложил ей работу, а вскоре они стали любовниками. Жан стал для нее идеальным партнером – он необычный, много ездил и повидал мир, темпераментный – держит тетю Вив в тонусе, – но в глубине души добрый.

Я знакомлю Бена с тетей Вивьен. Я вижу, как он настораживает слух, услышав ее имя. В тот вечер в его квартире я рассказала о ней все. Он внимательно выслушал рассказ о ее первом визите и спросил, что было потом. Ну, Вивьен регулярно навещала нас, но мои родители всегда тщательно режиссировали наши встречи. Всякий раз нас загоняли в гостиную и редко оставляли наедине с ней. По-моему, мама даже подслушивала наши разговоры. Я рассказала Бену про один случай, когда тетя Вив попросила нас с Хьюго показать ей затонувшую лодку. Когда мы через час не вернулись, мама выслала поисковый отряд в виде нашего папы. В тот раз, сидя втроем на лодке, мы с братом вели себя более непринужденно. Тетя Вив мало говорила о прошлом, никогда не упоминала ни их с мамой брата, ни тюрьму, ни своего ребенка. Она только сказала, что после семи лет ада дед Артур спас ее, купив ей билет в Америку. В Лос-Анджелесе жил его школьный друг, согласившийся ее принять. Дед дал ей денег и на короткое пребывание в лечебнице; остальное было ее делом. «Вот в океане есть что-то магическое. Он помог мне вылечиться», – сказала она нам.