Фрида убрала руку, которой он опирался на зафиксированную дверь, загораживая ей проход, и торопливо зашагала прочь. Повернув за угол, она перешла на бег. Выскочив на улицу, она обошла здание и сползла по стене, усевшись прямо на землю. Тело горело. Чуть ниже солнечного сплетения тянуло и посасывало так, что она ощущала почти физическую боль. Внутри нее словно находился увесистый металлический шарик, теплый и гладкий, который то опускался в низ живота, то поднимался к самому горлу. Американские горки. Фрида закрыла лицо руками и заплакала. Это было самое сильное чувство в ее жизни.

Шоколадка? Нет, уважаемая Маргарита Фрида Харрис, вожделение — это не желание полакомиться сладеньким. Это даже не жажда напиться холодной воды в жаркий день. Это потребность. Непреодолимая, мучительная потребность рассыпаться на молекулы, расщепиться на атомы, раствориться во Вселенной, смешиваясь с ее дыханием, вбирая ее силу, и собраться воедино новой, возрожденной.

Вынырнув из воспоминаний, Фрида поняла, что вся горит. Она сидела за мольбертом в одной рубашке. В его рубашке! Вещь пахла Максом, ее тонкая ткань щекотала голое тело. От движений руки, в которой она держала кисть, шелковистая материя скользила по коже снова и снова. Она ощутила, как напряглись ее соски, касания ткани становились невыносимыми, но она продолжала рисовать.

В тот день, несколько успокоившись, Фрида вернулась в академию. Дверь в аудиторию была открыта, а Макс уже исчез. Педагог аккуратно собрал ее полотна и сказал: «Продолжайте раскрывать себя, Фрида, вы на правильном пути».

Она вышла из академии через несколько часов, как всегда, думая о чем- то своем, глядя под ноги. За этот день Фрида испытала так много сильных эмоций, что ей хотелось лишь одного: вернуться домой, рухнуть на кровать и забыться сном. По асфальту и траве разливался мягкий густой желтый свет. Она подняла глаза, чтобы взглянуть на солнце, висевшее прямо над крышей здания напротив, запомнить его цвета, то, как мягко оно окрашивает этот ранний вечер. И вдруг в этих желтых светящихся покровах она увидела его. Он стоял перед академией и, похоже, кого-то ждал. Она замерла, а Макс тем временем подошел к ней, взял за руку и сказал: «Пойдем».

Они спустились в метро. Стоя на эскалаторе, Фрида разглядывала его профиль, каждую мелочь, каждый миллиметр кожи, волос, ресниц, не в силах поверить в происходящее. К нему домой они ехали молча, он по-прежнему держал ее за руку, а она боялась произнести хоть слово, сделать лишнее движение, чтобы не разрушить гармонию своего зыбкого счастья.

Когда дверь квартиры захлопнулась, еще в коридоре Макс впился губами в ее губы. Она ощутила солоноватую влажность его языка, мягкость губ, колкость щетинок на подбородке — то, что ее окружало, перестало существовать. Словно вся ее жизнь растворилась в соли его слюны и престала быть.

Она выпустила из рук тубус с холстами, вслед за ним на пол полетела одежда. Впившись друг в друга, они отступали вглубь квартиры, натыкаясь на стены, мебель. Фриду словно кружило в вихре, и даже когда под ее спиной оказалась твердь, хаотичное кружение не стихло. Она жадно вдыхала его запахи, напитывалась его вкусами, прирастала к его коже. Когда она чувствовала, что его влажные губы скользят вверх по ее телу, достигают груди, подбородка, лица, она открывала глаза и видела сине-зеленую радужку так близко, что могла рассмотреть каждую ее крапинку, каждое зернышко, каждый полутон.

И вдруг она почувствовала, что стала звеном большой цепи, будто сделавшей ее единым целым со всем в этом мире. С небом и землей, цветами и травами, деревьями, камнями, ливнями и затмениями светил, с океанами и вечными льдами, с бескрайней лазоревой вечностью над головой. Фрида рассыпалась на молекулы, расщепилась на атомы, растворилась во Вселенной, смешиваясь с ее дыханием, вбирая ее силу, и собралась воедино возрожденной. Она ощутила себя частью всего, а все — частью себя.

Рука с кистью перестала слушаться и задрожала. Картина была почти уже закончена, оставалось проработать детали. Фриде хотелось сделать это прямо сейчас, но она не могла, она растворялась во Вселенной. Рубашка была лишней. Фрида нетерпеливо высвободила одно плечо, позволив материи обнажить грудь, ощутив, как плотный ворот скользнул под лопатку. Сделав глубокий вдох, она скинула ткань со второго плеча. Струясь по пояснице, рубашка упала на стул за ее спиной, сползла на пол. Фрида прижала ладонь к солнечному сплетению, жар в теле стал нестерпимым. Она провела ладонью по животу, рука непроизвольно опускалась все ниже. Фрида выгнула назад напряженное тело, словно «Багряная Жена» на ее картине, и выдохнула: «Максим».

— Исправление, она же Удовлетворенная женщина, она же Справедливость, — сказал Мирослав, глядя на труп с гримасой легкой брезгливости.

— Чего? — не понял майор.

— Я говорю, что, по мнению убийцы, эта женщина является воплощением карты Таро Тота «Исправление». В традиционных колодах этот аркан называется «Справедливость». По мнению Алистера Кроули и Фриды Харрис, «Исправление» олицетворяет собой удовлетворенную женщину. Фаллос, который убийца положил между ног жертвы, — это символ фаллического меча, который на карте женская фигура держит между бедер. Рыбий пузырь на подушке символизирует ромб, который в мистической геометрии служит мерой неизмеримого. На карте женская фигура вписана в правильный ромб. Что касается разрезанного лица, как вы это называете, «улыбка Глазго», то, по версии авторов Таро Тота, удовлетворенная женщина непременно должна улыбаться. Секундочку…

Мирослав достал из сумки книгу, с которой не расставался вторые сутки, открыл на нужной странице и вслух процитировал:»«Удовлетворенная женщина»! Полноте, да бывают ли на свете такие чудеса? Могу себе представить, какой дурацкой улыбкой она бы встречала рассвет!» — из письма Фриды Харрис Алистеру Кроули, 19 декабря 1939 г. А вот ответ Кроули: «По моему опыту, удовлетворенная женщина и впрямь встречает рассвет (или любое другое время суток от рассвета до пяти часов пополудни) самой что ни на есть дурацкой улыбкой. Но как только она перестает улыбаться, приходится начинать все сначала…».

— Надпись на стене «Бога нет» также имеет прямое отношение к этому аркану, — продолжил Мирослав. На карте нарисованы еврейские буквы Алеф и Ламед, AL или Эль — корень еврейского слова со значение «Бог», LA —означает «нет».

— Час от часу не легче, — ответил на все это майор.

На место преступления майор решил взять с собой и Погодина, пусть эксперт своими глазами посмотрит на художества убийцы. Мирослав приглашение принял, хотя созерцать открывшуюся перед ним картину эстету Погодину было крайне неприятно.

Милена Соболь, светская львица и весьма не бедная, благодаря удачным замужествам, дама была убита в московской квартире. Квартиру Милена снимала, несмотря на наличие загородного дома, в котором проживала вместе с мужем. Наверняка у Соболь в собственности была и другая недвижимость, тем не менее ей понадобилось арендованное жилье. Логично было предположить, что секретное гнездышко требовалось ей для нужд, которые она предпочитала не афишировать.