Платья были самыми настоящими… и замок тоже был на самом деле… утром она уже не проснется под трезвон будильника, чтобы провести еще один день в беготне и суете, прислуживая Иде Санделл. Все это осталось позади… а впереди ее ждет новая жизнь.

Поужинав в одиночестве, Ивейн сидела на постели у окна спальни и смотрела, как сверкают над морем звезды, вдыхала запах мяты и думала о том, как она понравится завтра вечером Манрике Кортесу в своем новом прекрасном наряде.

Ее сердце радостно билось в предвкушении счастья. Манрике нашел ее вполне привлекательной, и Ивейн, коснувшись своих волос, вспомнила вдруг, как на корабле молодые люди проходили мимо и никогда не смотрели ей вслед. Как было обидно оставаться все время без кавалера, она чувствовала себя такой одинокой, никому не нужной, и при этом ей еще приходилось смотреть, как другие девушки танцуют в объятиях улыбающихся молодых людей! Иногда Ивейн плакала по ночам и так мечтала о том, чтобы хоть кто-нибудь сказал ей ласковое слово.

И вот пришел Манрике и был так ласков и любезен, а когда они встретятся с ним в следующий раз, он, может быть, пригласит ее танцевать!

На следующий день, вечером, Ивейн выбрала бархатное платье. Ей нравился темно-золотой цвет блестящей материи, а больше всего — короткий вышитый жакет, дополнявший его. Она заплела тщательно вымытые утром волосы цвета осенних листьев и укрепила корону кос на голове блестящей ленточкой, наложила пудру, помаду и немного теней — вместе с новой одеждой был прислан и набор косметики — и пришла в восторг от того, что стала выглядеть такой взрослой.

Теперь, когда ее глаза не скрывали уродливые очки, они сияли и лучились, и со счастливым смехом Ивейн закружилась по комнате и сделала реверанс своему отражению в зеркале. Как приятно хорошо выглядеть… ради Манрике… но пора уже спускаться вниз и предстать перед опекуном.

Ивейн испуганно стиснула в руках бархатную вышитую сумочку. Лестница башни словно завивалась спиралью вокруг юной фигурки, и девушка уже прошла по ступеням почти до конца, как вдруг увидела темную фигуру, выходившую из зала. Неподвижно, как статуя, дон Хуан стоял в арочном проеме двери, и сверху на него падал свет… он не сказал ни слова и не шевельнулся, пока Ивейн, вздрогнув от неожиданности, не заметила его.

— О! — Она на секунду замерла на ступенях и прижала к груди вышитую бисером сумочку. — Добрый вечер, сеньор.

Дон Хуан протянул ей руку, и Ивейн нерешительно пошла ему навстречу.

— Вы выглядите совсем взрослой, — заметил он и взял ее руку в свою. На какую-то исполненную ужаса минуту ей показалось, что маркиз сейчас поднесет ее руку к губам и поцелует, но он вытащил свою воспитанницу на свет и стал рассматривать ее лицо. — У вас слишком много помады на губах — идемте! — Схватив ее одной рукой и держа в другой трость, дон Хуан заставил ее войти в зал и остановился перед зеркалом на стене. — Вытрите губы, — приказал он.

Она повиновалась, но внутри вся дрожала. А чего она ждала — что он будет восторгаться ею, наряженной в платье, за которое сам же заплатил? Тщеславная надежда! Дон Хуан всего лишь хотел, чтобы она прилично выглядела перед его друзьями.

— Так лучше, сеньор? — Ивейн повернулась к нему лицом, и он пристально оглядел ее с головы до ног, возбудив в девушке все смятение и неловкость юности. Даже тень улыбки не коснулась его черт, пока он, полуопираясь на трость, рассматривал Ивейн, как настенную картину, а не как живую девушку, с сердцем, бешено колотящимся под тонким слоем золотой материи, которую сейчас ярко освещали все лампы зала.

Взгляд темных глаз остановился на юной голой шее.

— Украшать девушку драгоценностями — все равно, что золотить лилию, — сказал он. — Но, думаю, вам захочется надеть вот это.

Дон Хуан вынул из кармана узкий ювелирный футляр и протянул ей. Ивейн приподняла дрожащим пальцем крышку, и у нее перехватило дыхание. Внутри мерцала нитка золотых бус, унизанных розовыми бриллиантами и крошечными листиками из посверкивающих зеленых камней.

— Как оригинально, — выдохнула она. — Мне было бы так страшно потерять ее.

Она уже почти закрыла футляр, чтобы вернуть, но дон Хуан протянул руку и поднял драгоценность с атласной подушечки.

— Идите сюда, — потребовал он, и девушка не посмела ослушаться. Почти не дыша, она почувствовала на коже холодок от прикосновения ожерелья и тепло его пальцев, пока он застегивал замок. — Повернитесь ко мне, Ивейн.

Она так и сделала и вдруг усмехнулась:

— Вот бы миссис Санделл увидела меня сейчас!

— И что бы она, по-вашему, сказала?

— Думаю, на какое-то время она просто лишилась бы дара речи, сеньор. Понимаете…

— Да, Ивейн?

— У меня раньше никогда не было красивых платьев… Я всегда так ужасно выглядела в моих бежевых, а еще она заставляла меня носить очки.

— Но ваши глаза как будто в порядке. — Он заломил черную бровь, тонкая сильная рука взяла ее за подбородок и несколько раз повернула голову Ивейн, как будто это был цветок. — А что случилось с вашими очками?

— Я их потеряла… в море.

— Так же вам следует потерять и все ваши грустные воспоминания, nina. Обещаю — вы никогда больше не будете носить бежевое, пока живете в моем замке.

— Я так благодарна вам за доброту, сеньор.

— Мне не нужна ваша благодарность, и я вовсе не так уж добр. — Он взглянул ей в глаза. — Идемте, нам еще ехать шесть миль до Пуэрто-де-Леона, и я не хочу заставлять Ракель и ее отца ждать нас.

Ивейн впереди него вышла из комнаты, а потом из замка к лимузину. Шофер стоял возле открытой дверцы, и девушка, шурша бархатом, шмыгнула внутрь. Дон Хуан сел рядом с ней, несколько неловко из-за ноги, и его палка упала на пол машины. Ивейн быстро подняла, подала ему трость и вздрогнула, когда его пальцы сжались на руке. Лицо дона Хуана было совершенно неподвижным и напоминало непроницаемую маску, по которой скользили свет и тень.

Большая машина выехала из ворот замка, Ивейн забилась в угол велюрового сиденья и сидела, покачиваясь, — тонкая растерянная фигурка в темно-желтом платье и драгоценностях.

Она чувствовала, что никогда не сможет понять этого человека, который временами казался таким близким, а временами — совершенно недоступным и гордым. Он дал ей жилье, он кормил и одевал ее, но он как будто запрещал ей отплачивать ему за все это… особенно симпатией или нежностью.

Она смотрела сквозь ресницы на профиль сидящего рядом, и он казался ей таким четким и безупречным, словно принадлежал каменной статуе.

Ивейн даже представить себе не могла, что клуб «Идальго» окажется таким шикарным! У входа стояло много дорогих машин, окна были ярко освещены, внутри пахло чем-то особенным, оркестр играл изысканную музыку.

Маркиз Леонский и его воспитанница были встречены почтительными поклонами и приветственными улыбками, все обернулись, когда они шли к своему столику, за которым уже сидели седовласый господин с бородкой клинышком и прекрасная Ракель Фонеска.