Возможно, эти копи эксплуатировались с древнейших времён, ведь не случайно эпическая традиция помещает озеро Манасаровар в регион Хатака, то есть «золота». (Махабхарата, II, 28, 1041).

В наши дни по распоряжению правительства Лхасы запрещено добывать золото: видимо, по причине того что месторождения слишком близки к границе. Та же участь постигла добычу соды и буры. Народ подчиняется указаниям, так как убежден, что извлечение из земли сокровищ, которые она скрывает, подрывает ее плодородие, что отражается на посевах.

Остаются, однако, следы работы древних рудокопов – глубокие и узкие колодцы, вырытые подобно муравьиным ходам. Мне вспоминается легенда о золотых муравьях-рудокопах, приводимая Геродотом, которая должна относиться именно к Западному Тибету и к берегам Инда в особенности.

Естественный канал, соединяющий Манасаровар и Ракас Тал

Монастырь Джу, словно небольшая крепость, возвышается на холме, стоящем прямо у вод озера. Обрушившиеся стены, низкие, сухой каменной кладки стенки загона для скота, две часовни, выкрашенные в красный цвет, три чортена, бедность, грязь и заброшенность. Монастырь принадлежит секте дугпа (’brug-pa) и вверен заботам одного монаха, который одновременно занят делами религиозными и мирскими – читает молитвы в храме и, приторговывая, думает об обогащении. Женат и имеет детей. Двое-трое служек обучаются у него проведению литургии и искусству торговли. Две часовни не содержат ничего значительного; одна из них, однако, весьма интересна, так как построена над старой пещерой отшельников. Предание гласит, что здесь медитировал Падмасамбхава, и следы, оставленные им на скале, предлагаются благоговейному вниманию паломников словоохотливым хранителем храма. У подножия холма, дымясь, вырываются из-под изъеденной, зияющей отверстиями земли кипящие струи серных источников; больные и паломники, тибетцы и индусы вместе, подходят группами в надежде на излечение и очищение. Место называется Чуколма, или иначе Чуц-зан («кипящая вода»), и, судя по мегалитическим останкам, найденным мною поблизости, должно быть, почиталось священным с доисторических времён. Здесь пролегает извилистое русло естественного канала, соединяющего при высоком уровне воды Манасаровар с Ракас Талом; это единственный исток из озера, в которое впадают многие ручьи и речки, но не вытекает ни одной [21].

Рано утром мы вышли из Джу с облегченным караваном и начали круговой обход озера: я хочу последовательно изучить все монастыри, находящиеся на его берегах, и пронаблюдать течение жизни на окружающих его равнинах. Первый встреченный нами монастырь – весьма бедное, относительно недавнее строение, со стенами сухой кладки, сложенными из грубо обтесанных валунов и камней, называется Чакиб (Bya skyibs) и принадлежит, как и Джу, секте дугпа. В нем лишь немногочисленные танки и единичные скульптуры. Здесь живет только один смотритель, причем даже не монах, а мирянин, который превратил этот бедный храм в рыбный склад. Во время шторма взволнованные постоянными ветрами воды озера выбрасывают на берег большое количество рыбы; народ жадно собирает ее и сушит, не запятнав себя страшным грехом лишения жизни даже по отношению к столь ничтожным тварям. Таким образом спасены и вера, и желудок.

В первые послеполуденные часы мы достигли монастыря Лангпона[23]. Я, капитан Герси и Нандарам избрали наиболее краткий путь, пролегающий как раз вдоль берегов озера, который в межень проходим, во всяком случае для людей. Караван проследовал выше, по обычной тропе, по холмам и утесам, окружающим озеро. Монастырь располагается не у самого Манасаровара, а позади небольшого холма, плавно переходящего в обширную, покрытую травой равнину, посреди которой медленно течет, распадаясь на тысячи ручейков, река Гьямо-чу (rGa mo chu).

Плодородные пастбища привлекают людей; ни одного селения, лишь подвижные стоянки кочевников и группы шатров; большие палатки из темной шерсти или шкур яков с отверстием в центре для дыма, который ослепляет внутри. Вокруг чернеют стада медлительных яков и пасутся отары овец – всё достояние этого кочевого народа.

Монастырь Лангпона также принадлежит секте дугпа, а именно одному воплощенцу, находящемуся постоянно в гомпа Кхорцог округа Рупшу: он, как говорят, обладает большими магическими силами, наряду с немалыми способностями к коммерции. В 1933 году я повстречал его в регионе Гартока вместе с семьей, стадами и караванами.

Монастырь был недавно перестроен и не содержит ничего значительного; мое внимание привлекает, однако, большой латунный семисвечник, по форме идентичный тем, что используются в иудаистской литургии.

В Лангпона наш караван вырос: один пёс, который следовал за нами от Джу, когда мы прибыли в Лангпона, остался с нами, предпочтя рабство голоду. В память о священном озере мы дали ему имя «Мапан». Он похож на Шанку, другого тибетского сторожевого пса, который сопровождал меня в трех гималайских экспедициях. Оба они принадлежат к породе, которую тибетцы называют чантангцами, по названию северного тибетского плоскогорья, где живут пастухи и кочевники. Эти сильные, быстрые собаки, способные сразиться с волком, являются превосходными сторожами. Ладакхцы и кашмирцы знают их как «четырехглазых собак» из-за двух желтых надбровных пятен, которые издалека как раз походят на глаза. Так же, впрочем, их называли древние пастухи Ирана, и под этим же именем их упоминает Авеста.

Дорога, ведущая из Лангпона в Бунти[24], обманчива: пересекает зеленеющие пастбища и затем медленно поднимается по каменистому ущелью, у основания которого белеет монастырь, – кажется, что мы вот-вот доберемся до него, но по какой-то магической причине он никак не приближается. Вокруг нас – камни и балки: невозможно найти место для палаток. Местность становится всё пустыннее; слабый ручеек пробивается из-под скалы и напояет людей и скот. Пастбища находятся далеко в долине; караванщики должны отвести яков вниз – здесь нет ни травинки.

Гомпа Бунти принадлежит другой секте: на смену дугпа здесь пришли гелугпа, желтые шапки. Монастырь, оставленный на попечение хранителя, временно занят находящимся здесь проездом монгольским ламой, одним из самых богатых во всем крае; стада и отары овец, встреченные нами в долине, принадлежат ему. Управляющий находится внизу с пастухами, среди своих людей и слуг, для присмотра и торговли.

Тибетцы-кочевники