Караван яков готов. Нандарам вместе со своими доверенными слугами принимает над ним командование: двое его людей из Гарбьянга, остальные четверо из Таклакота, – все они хорошо знают области, которые нам предстоит проходить, и не раз посещали район Манасаровара и Кайласа. Мы направляемся к северу, следуя руслу Мапчи, проходим через деревню Дойо[17] – слабая зелень полей посреди каменисто-желтой пустынной котловины. Я не захотел идти паломнической тропой, которая поднимается к перевалу Гурла; она ненамного короче, однако пересекает совершенно безлюдные районы. Мы же, напротив, встречаем небольшие караваны торговцев и земледельцев; белые домики с красными полосами под крышей – нота радости и жизни посреди унылой пустыни, которая нас окружает. Дорога приводит прямо к гробнице Зоравар Сингха, знаменитого полководца догра, который после завоевания Ладакха задумал безумную экспедицию с намерением разграбить Тибет и вывезти из Лхасы ее легендарные сокровища (1842 г.) [15].

На своем пути он оставил выжженную землю; храмы были разграблены и разрушены. Однако тибетцы терпеливо дождались момента возмездия. Наступила суровая зима; солдаты Зоравара стояли лагерем, пребывая в бездеятельности, страдая от голода и болезней. Именно тогда тибетцы разгромили и уничтожили эту армию. Зоравар пал в разгаре сражения, погибнув, как и жил, героем. Но враги проявили благородство по отношению к нему и захотели воздать почести его доблести: они рассекли грудь героя, съели его сердце, с тем чтобы исполниться его храбрости и достоинств, а над останками возвели огромный монумент, подобный чортенам, какие возводят в память о своих святых. Гробница, вся выкрашенная в красный цвет, кажется, до сих пор наблюдает за дорогой, по которой, под знаменем обманчивых надежд, злосчастный воитель привел своих людей. Почти забытый у себя на родине, он вошел под именем Сингха (льва) в легенду народа, бывшего его врагом, теперь же воспевающего захватчика как своего национального героя.

Памятник одиноко возвышается среди желтого безлюдья под сенью нависающих ледников Гурла Мандхаты. Своей формой, хотя и бесконечно более грубой и примитивной, он напоминает мне гробницу другого знаменитого военачальника – Туглака, строгая громада которой господствует над руинами четвертого Дели посреди бескрайней индийской равнины. Караван совершает обход вокруг гробницы, как это принято проделывать вокруг храмов и священных мест.

На близлежащей возвышенности – небольшой гомпа, принадлежащий монастырю желтых шапок, носит имя Лантоба (glang ’agro ba); еще выше – часовня, в которой обитает дух-покровитель места по имени Ронцзан (Rong mts’an). Снова спускаемся к берегам Мапчи и разбиваем лагерь на широком, покрытом травой плоскогорье, с хорошим пастбищем для яков; теперь наши остановки будут в той или иной степени вынужденными: нужно будет всегда стараться устраивать привалы вблизи воды и пастбищ.

Следуя тропой, вьющейся по равнинной пустынной местности, прибываем в селение Кардам[18], располагающееся на обширной, поросшей травой заболоченной луговине, где трудно найти сухое место для разбивки палаток. На вершине холма в центре долины краснеет монастырь; внизу, под присмотром трех-четырех домиков, разбиты небольшие поля ячменя и сорго. Здесь также на всем печать разрушения: от посвященных сабдагу часовен на окраинах деревни остались лишь осыпающиеся стены; от божества, которому они посвящены, не осталось даже имени. Несмотря на это, предание повествует, а останки, похоже, подтверждают, что прежде Кардам имел важное значение и являлся резиденцией князя (chos rgyal); более того, весьма вероятно, что дзонпон Западной провинции, прежде чем переехать в Таклакот, располагался именно здесь.

Храм на вершине холма – новый: он был основан около шести лет тому назад, принадлежит школе Совершенных (rdsog chen) и зависит от большого монастыря той же школы, построенного на расстоянии однодневного перехода, в ущелье Мапчи, одним из самых прославленных лам Тибета Дэченринпоче (bDe chen rin po che), который, хотя и происходит из Восточных провинций, провел почти всю свою жизнь в регионе Пуранга. Этот лама был великим источником пробуждения духовных энергий и одной из самых благородных фигур тибетского аскетизма за последние 50 лет.

Двое его знаменитых учеников – Намкаджигме дорджи и Нагченджелон, продолжают, каждый своим путем, его работу. Неоднократные путешествия по этим краям предоставили мне возможность встретиться и познакомиться с ними. Нагченджелон сейчас в пути на Кардам, но прибудет сюда, когда нас здесь, вероятно, уже не будет. Затем он проследует в монастырь, основанный учителем в ущелье Мапчи; монастырь называется Намка кьюндо (Nam mkha’ khyung mdo) и очень богат имуществом и скотом. Он является центром, объединяющим более 300 монахов, многие из которых рассеяны по далеким скитам и живут затворниками в уединенных пещерах, медитируя, или же ходят из селения в селение, проповедуя и прося подаяние. Тело Дэчена было забальзамировано и помещено в большой чортен в центральном зале храма. Есть все основания почитать память этого благородного аскета, который привнес непривычное оживление в умирающую страну, вновь пробудил, казалось, уснувшие духовные энергии и старался дать новый импульс приходящей в упадок религии.

Здесь, в Кардаме, не осталось ничего; лишь одна статуя, извлеченная, по всей видимости, из развалин некоего старого монастыря, кажется мне древней; живопись, покрывающая стены трех приделов храма, – новая: краски слишком ярки, а исполнение – работа, выполненная несколько лет тому назад одним живописцем из Таклакота, – небрежно.

Это место, должно быть, было опустошено во время нашествия догра: в самом деле, здесь, в Кардаме, произошло два сражения между авангардом Зоравара и тибетскими войсками, которым в обоих случаях удалось застать захватчиков врасплох и в конце концов уничтожить.

В два перехода мы прибыли к берегам Ракас Тала, первого из озер, находящихся к югу от Кайласа. Название Ракас Тал – индийское, тибетцы же называют его Лангакцо[19] – слово, которое восходит к древнему языку Гуге. Тропа – никогда нельзя говорить о дорогах в этой части мира – огибает массив Гурла Мандхаты, не превзойденной по красоте горы, плавно вздымающейся своими желтыми гребнями, увенчанными гигантскими ледниками. Вершина имеет высоту 7700 метров и считается священной как для индуистов, так и для тибетцев. По словам первых, среди ее девственных вершин нашел себе прибежище для медитации царь Мандхата; по тибетской традиции, среди ее ледников, там, где не может ступить нога человека, возвышается небесный дворец одной из самых прославленных богинь буддийского эзотеризма – Гухьясамаджи. Однако мне кажется ясным, что гора была священной еще до внедрения буддизма в Тибете, который и на этот раз включил в себя, в той или иной степени преобразив и приведя в соответствие своей системе верований, местные религиозные традиции. Тибетцы называют эту гору На-мо На-ньи[20] – название, которое относится, возможно, к самому древнему этническому субстрату этого края.