мужчина в последний момент втиснулся перед Наей, крепко держа под руки двоих мальчишек. Наблюдавший за ними стражник только усмехнулся и не стал задерживать, пропустив его и следующих сразу за ним людей.

На вернийской стороне пришлось задержаться: проверяющий едва ли не на зуб попробовал именное свидетельство Наи, а вот на документ Лиса, стоявшего с каменным и исключительно глупым выражением лица, почти не обратил внимания к огромному ее возмущению.

— Я же говорил, что с приличной дамой пропустят кого угодно, — с откровенным самодовольством сказал Лис, когда они отошли на достаточное расстояние от границы, и это была едва ли не единственная его яркая эмоция за два дня. Даже не нужно было быть эмпатом, чтобы ее почувствовать. — Спасибо, ты действительно выручила и скрасила дорогу своей компанией.

— На этой стороне ты резко стал подозрительно радостным, — проворчала Ная, уязвленная, что по мнению какого-то приграничного стража она выглядит куда подозрительнее сомнительного мужчины рядом, и после небольшой паузы спросила. — Постой. Ты собираешься к бардам?

— Да.

— Тогда предлагаю не разделяться, — вздохнула Ная. Она бы предпочла пообщаться с госпожой Даритой без посторонних, но если Лис собирается заехать в Дом, они все равно там столкнутся, тем более, что сообщить хотят одно и то же, а без письма рассказ будет неполным. — Бард в трактире, письмо… если Дарита ничего не знает о них, а ее люди не имеют отношения, то хотя бы подскажет, что делать.

— Ты просто музыкант, не бард… не в том смысле, о котором мы сейчас говорим. Или все же случаются чудеса, что дар достается не южанам? — он говорил без угрозы, заинтересованно склонив голову на бок, но от его взгляда Нае снова стало не по себе. Нет, каким бы легким и беспечным человеком Лис ни казался, он опасен — здесь интуиции стоило бы поверить.

Она скрипнула зубами. Да, ей доводилось выполнять те же заказы, что и бардам из Домов — влиять на решения людей, наталкивать на нужные мысли… убивать, и образ музыканта служил благонравным прикрытием и визитной карточкой. Только использовала Ная совсем другой дар, а нередко обходилась исключительно алкоголем, собственным обаянием и ядами, и в работе использовала совсем другое имя, маскируя внешность темными париками и традиционными узорами южан на лице.

Как Ная она работала только с лордом Мейсомом, и рассказывать практически первому встречному о своих увлечениях точно не собиралась.

— Меняю свою тайну на твою, — предложила она. — Какое отношение ты имеешь к шинтийскому Дому?

— Попросила бы ключ от королевской казны, зачем мелочиться, — усмехнулся Лис. — Значит, ты не северная вельва, а южный бард?

— А ты — вернийский шпион, которого отловили в Квинсе и который отчаянно нуждался в том, чтобы спрятаться за чьей-нибудь спиной, потому что одинокие путники привлекают слишком много внимания, — Ная глянула на него и, пожав плечами, тронула поводья. — Значит, едем.

Театр, в котором выступали барды, находился в центре Шинты и привлекал внимание сдержанностью архитектуры и аристократичным обликом фасада, зато в жилом доме в городском предместье они самовыражались вовсю, начиная от вычурной лепнины и заканчивая пестрыми флагами и гирляндами, развешанными по окружающему двухэтажный особняк яблоневому саду.

Сад же заменял и ограду — никакого, хотя бы символического, заборчика вокруг Дома не было, и, по мнению Наи, зря: не столько ради безопасности, сколько для сохранения душевного равновесия случайных проезжих, направляющихся в город. Барды в большинстве своем славились легким нравом, отсутствием стеснения и веселыми шумными гулянками — сегодня, впрочем, в саду царила непривычная тишина.

Первый местный обитатель им попался только у самого крыльца — щуплый рыжий парень сидел под яблоней, прислонившись спиной к стволу, и с философским видом разглядывал почти пустую бутылку.

— Все в городе, — печально сказал он. — Если хотите договориться о выступлении, приходите… ну, наверное, завтра. Если совсем не уйдут в загул.

— Мы по другому поводу, — Лис спешился и сел на корточки напротив парня. — К госпоже Дарите. Можешь ее позвать?

— На этой неделе она не принимает заказы. Заезжайте на следующей, может, передумает, — парень поднял бутылку и посмотрел сквозь нее на Лиса.

— А ты позови, — доверительно сказал тот, внешне оставаясь спокойным, хотя Нае на мгновение показалось, что он вырвет бутылку и разобьет, и хорошо, если о землю или яблоню, а не рыжую дурную голову. — Поверь, она не будет возражать.

— Что я ей скажу? Кто хоть ее спрашивает?

— Пусть спустится и увидит сама. Я могу дойти до нее сам, но зачем портить друг другу настроение?

Парень тяжело вздохнул, кое-как поднялся и, пошатываясь, побрел к крыльцу. Шел он не слишком быстро, и его поход грозил растянуться надолго.

— Угрожать-то зачем? — без особого, впрочем, упрека спросила Ная, сама неплохо знавшая, как непросто бывает добраться до Дариты, чье человеколюбие и желание общаться с посетителями сильно зависело от настроения.

— И проторчать тут до завтра? Она наверняка захочет посмотреть на тех, кто настолько обнаглел… Хотя бы кого-то из своих приближенных пошлет.

Лис оказался прав: парень вернулся минут через десять в компании рослого южанина, на поясе которого напоказ висел чехол с флейтой, напоминающий скорей ножны с мечом, а не музыкальный инструмент.

— Господа, — бард почтительно склонил голову, оценивающе оглядывая посетителей. — Какое дело привело в наш Дом?

Лис одним движением поднялся и показал ему зажатое между двумя пальцами сложенное письмо, но на попытку забрать резко отдернул руку.

— Мне нужна Дарита. Лично, — сухо сказал он. — Я все равно пройду. Это дело касается ее же интересов в первую очередь.

Ная невольно передернула плечами и тоже спешилась. Лис и раньше не казался ей безобидным человеком, начиная с встречи в трактире, но сейчас откровенно пугал, позволив угрозе вылезти из-под непроницаемой маски его обычного спокойствия. Значит, он и правда владеет собой настолько, что способен сдерживать эмоции, и от этого открытия отчего-то стало легче — по крайней мере, объясняло ощущения Наи. Не может живой человек в любой ситуации оставаться спокойным, а в бродящих по дорогам драугров верить хотелось еще меньше, чем в эмоциональных калек — при всей любви к легендам севера, она бы предпочла, чтобы они оставались занятными сказками, и не более.

Бард заметно напрягся, и чтобы понять это, не нужно было быть эмпатом; но промолчал, пристальнее вглядевшись в лицо Лиса. С минуту подумал и, скупым жестом позвав за собой, поднялся в дом.

В просторном, отделанном деревом холле, среди пестрых тряпок и аромата терпких южных духов их уже ждала женщина, в своем изящном платье, без традиционных узоров на лице и с