Ставлю латте обратно, не отрывая взгляда от дороги, и снова задаюсь вопросом, правильно ли я сделала, что не договорилась о встрече по телефону. Обсудив это с Франклином, я все же решила положиться на удачу.

Кинув взгляд в зеркало заднего вида, поворачиваю на извилистую, окаймленную кленами подъездную дорожку к Бэкстерской академии. Приходится ехать медленно, потому что сомкнувшиеся над машиной кроны деревьев с багряными листьями полностью заслоняют свет. Вырываюсь из лесного сумрака, и меня ослепляет яркое солнце.

Когда мои глаза привыкают к свету, мне кажется, будто я вдруг оказалась в кадре из документального фильма о жизни богатых аристократов. Невероятно роскошные, ухоженные подростки сидят на искусно покрашенных ограждениях, другие живописно растянулись на стриженой лужайке. Вздрагиваю от неожиданности, когда прямо мимо лобового стекла пролетает какой-то металлический предмет. Это фрисби. Смуглый молодой человек в вязаном свитере с узором из ромбиков, вскинув тонкую, изящную руку, ловит игрушку на обочине дороги.

До сих пор нервничая в ожидании предстоящей встречи, направляю «джип» к площадке с табличкой «Посетители». Переключаю передачу в режим парковки — резкий толчок срывает крышку со стаканчика из-под латте, и последние капли кофе проливаются на пассажирское сиденье.

Роюсь в бардачке в поисках заначки салфеток, но вспоминаю, что использовала последнюю, когда Ботокс вырвало по дороге к ветеринару. И теперь там покоятся только одноразовая камера (чтобы запечатлеть повреждения для страховщиков, если попаду в аварию) и около миллиона вилок и соломинок. На случай если застряну где-то, где нет вилок и соломинок. Протираю сиденье листочком из блокнота и вдруг слышу стук в оконное стекло машины.

Когда я опускаю стекло, в окно заглядывает мальчик с фрисби (вблизи он выглядит еще более фотогенично) и виновато глядит на меня.

— Простите, что едва не задел вас, — располагающе произносит он. — Могу я вам чем-то помочь?

В результате уже спустя несколько минут я сту чу в полированную дубовую дверь кафедры с табличкой «117».

— Войдите, — доносится из кабинета.

Мой внутренний встроенный датчик сигналит о возможности любопытного материала. В предвкушении переступаю порог.

Когда я захожу в кабинет, Гелстон стоит спиной ко мне.

— Чем могу помочь? — молвит он, не оборачиваясь. Стоя за потертым, но красивым столом из старого дерева, преподаватель, по-видимому, ищет что-то на книжном стеллаже высотой во всю стену.

— Добрый день, мистер… э-э… профессор Гелстон? — придаю голосу почтительный тон. — Меня зовут Шарлотта Макнэлли, я с…

Он оборачивается.

Настоящий Грегори Пэк. Не тот, старый, из «Моби Дика» и не противный, скользкий нацист из «Мальчишек из Бразилии», а статный, высокий адвокат в твиде из «Убить пересмешника»[21]. Моего любимого фильма.

Делаю шаг назад. И вовсе он не безнадежно старомодный, дряхлый учитель, коего я ожидала увидеть.

Грегори, то есть Гелстон, вопросительно улыбается — обаятельно, восхитительно. Теперь все его внимание сосредоточено на мне.

— О, а я подумал, что вы студентка.

Он обходит стол и протягивает мне руку.

— Джош Гелстон. Прошу прощения, я просто изучал кое-что, и… В общем-то это не важно. — Его задорный взгляд останавливается на мне. — Итак, Чарли Макнэлли, — продолжает он. — Разумеется, я знаю, кто вы такая. — На его лице отражается озадаченность. — А… у нас с вами назначена встреча?

— Мм… нет… не назначена. — Предпринимаю отважную попытку вернуть самообладание. — Я понимаю, что моя просьба покажется вам странной, но я расследую одно дело, и мне кажется, что вы смогли бы кое-чем мне помочь. У вас найдется минутка?

Он указывает мне на болотное кожаное кресло напротив стола и садится на другое, рядом с моим.

— Конечно, — отвечает Гелстон, — тем более что вы меня заинтриговали. Что могло занести в наш медвежий угол телевизионного журналиста, да еще и без камеры?

Закинув ногу на ногу, он откидывается в кресле и выжидательно смотрит на меня, как будто жаждет услышать от старой приятельницы еще одну любопытную историю. Тем временем я подмечаю проседь в его волосах, кожаные туфли с кисточками, потертые вельветовые брюки, рубашку в цветную клетку, бордовый свитер с круглым вырезом, из которого слегка виднеется галстук. Не удивлюсь, если сейчас к его ногам ляжет ирландский сеттер, на заднем плане зажжется камин, а в магнитофоне приглушенно запоет Элла Фицджералд[22]. Украдкой кошусь на его левую руку. Кольца нет.

О чем я только думаю?

И тут мне вспоминается. Ведь Гелстон, возможно, еще не знает о смерти Брэда. Неужели мне придется сообщить ему, что его друг разбился в автокатастрофе? Хотя Мэлани упомянула о том, что они не были друзьями. Но в то же время они переписывались по почте. А может, и нет, может, Брэд прислал ему только одно письмо. Ну почему, почему, почему я не обдумала все это в машине?

Теперь уже поздно.

— Я недавно говорила с Мэлани Форман, — осторожно начинаю я. — Вы… вам…

— Да, я слышал о том, что произошло с Брэдом. — По лицу Джоша пробегает тень, и я вижу, как за стеклами очков в черепаховой оправе он на секунду прикрывает карие глаза. — Значит, Мэлани рассказала вам, что мы с ним были знакомы. Так печально. Я не много о нем знаю, но, судя по всему, он был отличный парень. — Гелстон как будто хочет что-то добавить, но умолкает.

— Да. Так она и описала ваши с ним отношения. — Решаю постепенно продвигаться дальше. — Но незадолго до смерти он отправил мне имейл. Вам об этом известно, ведь так?

— Да, известно.

На вкус любительниц такого типажа — эрудированного преподавателя английского языка (ну, скажем, на мой вкус) — мистер Гелстон, конечно, необыкновенно привлекателен, однако пока что от него мало пользы. Снова моя очередь.

— В общем, все несколько запутанно, но я прочитала это сообщение только после аварии. И теперь меня интересует, так же как и Мэлани, что все-таки он хотел мне передать? Я подумала, у вас могут быть какие-нибудь мысли по этому поводу, раз вам он отправил такое же письмо.

Его очередь. Сейчас он поведает мне разгадку тайны. Или вышвырнет вон.

Джош снова подходит к столу, на котором, как я успеваю заметить, нет семейных или женских фотографий. И мужских тоже. Когда он оборачивается, я — к счастью — уже не изучаю его рабочее место на предмет любовных улик, а смотрю прямо на него.