* * *

Наконец настал день свадьбы. Я вся издергалась и просто хотела, чтобы это испытание поскорее закончилось. Мне сшили прелестное белоснежное платье с узким лифом, объемной юбкой на кринолине и длинным шлейфом. От герцога доставили шкатулку с драгоценностями. В ней обнаружилась великолепная сапфировая брошь с бриллиантами, длинные серьги и диадема. Наверное, я выглядела прелестно, но сама даже ни разу не глянула в зеркало.

Свадьба. В розовых девичьих мечтах этот день представляется самым счастливым из всех. Таинство, ожившая сказка, ожидание чуда… Соединение перед Богом и людьми двух любящих сердец. Что может быть прекраснее?

Для меня день свадьбы стал кошмаром наяву.

Собор Святого Павла в Лондоне собрал в тот день сотни гостей. Десятки украшенных карет заполнили площадь перед собором. Розовые лепестки под ногами, старый неприятный мужчина рядом возле алтаря. Надменное холодное лицо, поджатые тонкие губы, крючковатый нос. Станет ли он мне близким, родным? Хотя бы другом? Приятелем? Или так и останется незнакомцем?

Архиепископ что-то говорил – я не вникала в его слова. В голове звенела пустота, и только одна мысль билась в этой пустоте: «Я переживу этот день. И следующий день. И еще один…». Краешком царапнуло воспоминание о счастье и радости, словно пахнуло свежим летним ветерком… Нет! Не думать! Я так сильно сжала зубы, что они заскрипели.

«Я смогу. Я переживу этот день. Дальше будет легче», – мысленно повторяла словно молитву.

– Что? – очнулась я от ощущения звенящей тишины вокруг и, осмотревшись, заметила удивленные лица гостей, напряженное – папы и скривившееся – герцога.

– Ах, да! – кивнула и добавила спокойным и ровным голосом: – Я согласна.

«Я переживу этот день…».

К ночи я уже совершенно отупела и ничего не чувствовала, самой себе напоминая деревянную бездушную куклу на ниточках, за которые дергали все кому не лень. «Повернитесь, леди. Вот так», – вспышка фотоаппарата. «Софи, улыбайся, на нас смотрят», – мама. «Пройдите сюда, расправьте шлейф, у вас растрепалась прическа», – тетушка. «Вы слишком много улыбаетесь, ваша светлость, это неприлично», – мерзкий дребезжащий голос мужа. И так целый день. И когда вечер традиционно завершился брачной ночью, я с радостью поприветствовала резкую режущую боль внизу живота, она стала логичным завершением этого ужасного дня. Я даже обрадовалась ей, потому что эта боль дала мне понять, что я еще могу что-то чувствовать.

* * *

Наверное, первая любовь всегда остается несбыточной мечтой. Она априори не может быть счастливой. Теперь я это понимаю. Достигнув определенного возраста и определенной степени цинизма, я твердо знаю, что сказки в принципе не имеют привычки сбываться. Это противоестественно. Не может бедная замухрышка Золушка выйти замуж за принца. Не может Красавица полюбить Чудовище. Не может простой сын священника жениться на баронессе. И глупые детские мечты для того и существуют, чтобы оставаться мечтами.

После свадьбы я переехала жить в лондонскую резиденцию герцогов Мелвилль, гигантское претенциозное здание на Пикадилли. Дом был огромным и страшным, как древнее доисторическое чудище. Он угнетал, высасывал из тела тепло и жизненные соки. Пугали бесконечные лабиринты коридоров, где так легко было потеряться маленькой испуганной герцогине. Но меня всегда находили. То дворецкий, то горничная, то экономка. То сам герцог. Спустя некоторое время я поняла, что прятаться и скрываться в дальних комнатах не выход из положения, и начала учиться выживать в этом склепе.

Покои герцогини состояли из нескольких больших комнат – личной гостиной, кабинета, будуара и спальни с примыкающими к ней гардеробной и ванной. Хорошо, что мама отдала мне Мэри в личные горничные, иначе я бы сошла с ума от тоски и одиночества в первое время. Чужой дом, чужие люди, чужая постель. Чужой неприятный человек рядом. Все в этом доме было старым. Нет, не в смысле мебели или обстановки, она была выше всяких похвал. Сам дом был холодным и равнодушным, впрочем, как и его хозяин. Меня окружали пожилые люди с малоподвижными бесстрастными физиономиями. Слуги все до единого были в возрасте. Ни одного молодого лица, ни смеха, ни веселья, ни радости в доме. Скорее всего, всю прислугу набирали еще при прежней герцогине, и за двадцать лет ничего не изменилось.

Герцог не покидал Лондон, он заседал в Палате лордов и очень ответственно относился к своим обязанностям. Он был наследственным пэром, это значит, что он не избирался, как большинство, а имел право заседать в парламенте по праву рождения. Мне это было даже на руку, так как герцог целыми днями пропадал в Вестминстерском дворце и приезжал только к ужину (совместный завтрак я игнорировала, подолгу валяясь утром в постели).

Дому, как и самому герцогу, не требовались ни хозяйка, ни забота, ни внимание. Многочисленная прислуга великолепно справлялась со своими обязанностями. Бывшая герцогиня ушла отсюда всего год назад, а я не собиралась ничего менять в установившемся порядке. Все здесь работало как часы. Дворецкий, камердинер, горничные, конюхи, грумы, кухарки – все знали свои обязанности. Были корректны, внимательны и воспитаны. Мне оставалось только иногда согласовывать меню к ужину или выбирать букеты, которыми позже украсят гостиную.

Двадцать лет до меня здесь жила другая герцогиня. Может, она любила этого надутого индюка? Может, она была счастлива здесь? С любовью выбирала ткань для портьер или вон тот столик для рукоделья? Приносила мужу в кабинет газету или гладила по лысине? Брр! Бедная женщина. Развод сам по себе является позором, а она еще осталась виновной стороной. Где она сейчас, что с ней?

* * *

Сначала герцог приходил ко мне в спальню два раза в неделю. В четверг и в субботу. Почему именно в эти дни, а не, например, в понедельник или вторник? Не знаю. Он сам себе установил расписание и неукоснительно ему следовал. Может, в остальные дни он посещал своих любовниц? Мы почти не разговаривали. Очень долгое время единственными словами, сказанными друг другу за целый день, были «Добрый вечер, милорд» и «Добрый вечер, миледи».

Потом, спустя несколько месяцев, остался только четверг.

Наши ночи были похожи друг на друга, как близнецы. Нет, я знала, как все должно происходить. Мама объяснила перед свадьбой, да и в школе мы с девчонками шептались под одеялом о происходящем на брачном ложе. Но действительность оказалась еще более ужасной, чем я представляла.

Сначала было противно и больно. Я едва сдерживала тошноту, зажимая рот, когда дряблое грузное тело наваливалось на меня сверху, прижимая к матрацу. Одно радовало: это происходило в темноте, и я ничего не видела, только слышала сопение и кряхтение герцога в тишине спальни.

Потом… Я представляла себе Роберта. Когда муж приходил в спальню и забирался на меня сверху, я закрывала глаза и вызывала из глубин памяти любимое лицо. Я жалела, что не подарила свою девственность Роберту. Там, на пляже, под звездным небом, когда была такая возможность. Поэтому вспоминать могла только поцелуи и ласковые объятия.