Марии требовалось около сорока долларов в день, чтобы удовлетворять свою пагубную страсть, а девушки ее возраста — за исключением, конечно, кинозвезд — таких денег заработать не могут. Она считала большой удачей, что выросла с готовым к употреблению товаром. И, следуя известной поговорке о спросе и предложении, она принялась покорно предлагать себя везде, где был спрос.

А спрос на. Марию был велик.

Домашние хозяйки окраин, любительницы вязать и шить, пленницы золотых клеток брачных уз, изрядно удивились бы, узнав, насколько велик спрос на Марию. Они были бы, по правде говоря, просто шокированы.

У Марии было очень много друзей, любивших ее за невинный вид старшеклассницы. Общение с Марией возвращало их в отрочество, поскольку даже домохозяйки окраин знали, что каждый мужчина — это всего лишь бывший мальчишка. Друзья Марии были очень разные люди — от состоятельных администраторов до рядовых клерков, а места свиданий менялись от обитых плюшем деловых кабинетов до одеяла, брошенного на фабричный пол. Когда она промышляла на территории 87-го участка, то обычно снимала комнату по таксе три доллара за одного друга. Комнаты ей сдавали самые разные люди, но чаще всего старухи, для которых подобная рента была единственным источником существования. Мария не любила работать на окраинах. Ставки здесь были, естественно, ниже, а это означало, что для получения суммы, требовавшейся на дневную порцию наркотика, приходилось развлекать больше друзей.

Было бы неверно утверждать, будто Мария презирала секс. Но и нельзя сказать, что она любила его. Она его не презирала и не любила — она его терпела. Это было частью ее работы, и если вспомнить, что многие служащие не любят и не презирают, а просто терпят свою работу, то ее отношение к собственной профессии понять можно. Терпению ее помогало и то обстоятельство, что наркотики понижают нормальный сексуальный аппетит. Но, несмотря на эти два обстоятельства, Мария слыла среди клиентов пылкой женщиной.

К трем часам ночи Мария устала. В кошельке у нее было тридцать пять долларов, а в номере отеля — одна восьмая унции героина, и, черт возьми, можно было уже и отдохнуть. Но тридцать пять долларов — это еще не сорок, которые требовались для дозы на следующий день, так что к чувству оконченной работы примешивалось и нежелание уходить, не добыв пяти последних долларов.

Возможно, именно это чувство и привело к цепи событий, в результате которых она оказалась в больнице.

Мария шла, наклонив голову от ветра: она была в туфлях на высоком каблуке и в плаще без подкладки. Под плащом на ней была шелковая голубая юбка и белая блузка. Она надела свой лучший наряд, поскольку в тот день у нее была встреча в центре города с одним из ее влиятельных друзей, у которого она надеялась получить все сорок долларов сразу. Но наличных у того не оказалось, и он попросил ее подождать до следующего раза, а поскольку такое уже случалось раньше и он всегда потом платил, причем еще и с премией, Мария улыбнулась и, согласившись подождать, отправилась попытать счастья на окраину. В таком наряде она пользовалась успехом. А теперь вот она направлялась к метро, может, и не совсем довольная, но все же предвкушая, как она придет домой и вмажется.

Услышав шаги за спиной, она испугалась. Хулиганов тут было предостаточно, и ей совсем не улыбалось лишиться тридцати пяти долларов, добытых таким тяжелым трудом. Испуг ее прошел, как только она услышала за спиной тихий голос:

— Мария.

Она остановилась и, вглядываясь в темноту, стала ждать. К ней подошел ухмыляющийся мужчина.

— Привет, Мария, — сказал он.

— А, это ты, — откликнулась она. — Привет.

— Куда идешь?

— Домой.

— Так рано?

В его голосе послышался веселый вызов, и Мария решила, что, несмотря на неприязнь к этому человеку и желание быстрее вернуться домой и вмазаться, стоит подумать о пяти или. более долларах, которые она может быстро заработать, и ответила ему заученной улыбкой.

— Ну, не так уж и рано, — сказала она чуть изменившимся голосом. .

— Точно знаю, — возразил он, — очень рано.

— Видишь ли, — ответила Мария, — это, наверное, зависит от того, как. ты собираешься провести время.

— Я могу придумать как.

— Можешь? — Она подняла кокетливо бровь и облизала губы.

— Да, могу.

— Очень любопытно, — сказала Мария, включаясь в игру, которую надо было вести так, чтобы не отпугнуть клиента. — Если бы сейчас действительно было рано, хотя это и не так, то что бы ты сделал?

— Я бы трахнул тебя, Мария, — сказал он.

— Фу, какая грубость, — фыркнула Мария.

— Грубость? А как насчет двадцати долларов? — спросил он, и Мария сразу же потеряла всякий интерес к игре. Ей очень хотелось получить двадцать долларов, к черту игру.

— Хорошо, — сказала опа быстро. — Я поищу комнату.

— Поищи, — согласился он.

Мария собралась уже было идти, но вдруг остановилась.

— Я глупостями не занимаюсь, — предупредила она.

— Ладно.

— Пойду договорюсь о комнате.

Мария понимала, что время позднее и за обычную трешку комнату можно и не найти. Но, учитывая обещанные двадцать долларов, есть смысл рискнуть и пятеркой. О двадцати долларах можно было только мечтать. Она поднялась на второй этаж жилого дома и постучала в одну из дверей. Ответа не последовало, она снова начала стучать, пока не услышала: <Basta! Basta!»[13] Мария узнала голос старой Долорес и улыбнулась, представив, как та выбирается из постели. Через несколько мгновений послышалось шлепанье босых ног по полу.

— Quien es?[14]— спросил голос.

— Я, — ответила она. — Мария Эрнандес.

Дверь открылась.

— Puta![15]— закричала Долорес. — Почему ты ломишься в дверь в… que hora es?[16]

Мария посмотрела на часы.

— Son las tres[17]. Послушай, Долорес, мне нужна…

Долорес стояла в дверях — маленькая худая женщина в выцветшей ночной рубашке, в вырезе рубашки торчали острые ключицы, спутанные седые волосы свисали в беспорядке. В ней закипала злость, которая, наконец, взорвалась потоком ругательств.

— Puta! — завизжала она. — Hija de la gran puta! Pendegal Cahapera![18] Ты смеешь приходить сюда в три часа ночи и…

— Мне нужна комната, — торопливо вставила Мария.

— Bete para el carago![19]— выкрикнула Долорес и стала закрывать дверь.

— Заплачу пять долларов, — сказала Мария.

— Me cago еп los santos,[20]— продолжала ругаться старуха, но вдруг остановилась. — Cinco?[21] Ты говоришь, пять?

— Да.

— Комната внизу свободна. Пойду за ключом. Глупая шлюха, почему ты сразу не сказала о пяти долларах? Заходи, а то схватишь воспаление легких.

Мария вошла в квартиру. Ей было слышно, как в кухне, ругаясь, Долорес