– Зачем?

– Хозяин сказал, что Урусов не жалеет выпивки, – с видимым отвращением к несообразительности полицейского ответил слуга, – и ему не хотелось, чтобы его видели соседи, если он… э… выпьет больше положенного.

Комиссар задумался.

– Скажите, а во вторник господин Ковалевский мог взять с собой вторую связку ключей?

– Думаю, мог. Граф же знал, что в доме никого не будет. Вдруг ключ от парадного хода сломается, к примеру…

Или если господин граф выпьет больше положенного, докончил про себя Папийон. Машинально он взял связку и стал перебирать ключи. Что-то подспудно беспокоило его, но пока ему не удавалось сообразить, что именно.

– Нет, просто потерять ключ нельзя, – подал голос Савельев, который совсем иначе истолковал манипуляции и задумчивость полицейского. – Видите, какое прочное кольцо, на котором они все держатся? Его могли только украсть.

Ну да, ну да, разумеется… Папийон усмехнулся своим мыслям.

– А скажите-ка мне вот что… Вы знаете барона Корфа? Михаила Корфа?

– Да, мне знакомо это имя.

– Он часто бывал дома у графа?

– В Париже или в Петербурге?

– В Париже, разумеется.

– Никогда.

Хм, любопытно. Хотя, с другой стороны, что мешало барону догадаться, что в особняке графа есть черный ход? Тоже еще невидаль, такие двери есть почти во всех парижских домах…

Итак, Корф повздорил с графом и взбесился, так как тот дал ему понять, что не станет драться на дуэли. Тут барон некстати вспомнил, что его враг сейчас в доме один, ведь граф, возможно, при нем кому-то говорил об этом… Офицер украл в клубе ключ и пошел сводить счеты. Бродил возле особняка, потому что не мог решиться, потом отправился к черному ходу… Убегал в ужасе от совершенного им преступления, оттого и все мысли о двери вылетели у него из головы, вот и не запер ее за собой.

Не запер… Какого черта! Вовсе не дверь важна сейчас, а ключ! Как же он сразу не понял, не додумался, не догадался?

– Скажите, раз уж вы, по-видимому, все знаете о жизни своего хозяина… На том ключе от черного хода была какая-нибудь надпись? Ну, мол, это ключ от черного хода…

– Нет, месье.

– Может быть, он как-то выделялся?

– Я бы не сказал, месье… Ключ как ключ.

Вот так-то. После свидетелей в сыскном деле нет ничего важнее деталей, и всегда прежде всего надо проверять именно их.

Если Корф не дружил с графом и не был знаком с его привычками, откуда ему знать о второй связке? И о том, что граф вообще носит с собой ключ от черного хода? Не всегда носит, кстати сказать! И как он мог распознать на связке почти одинаковых ключей тот, что был ему нужен? Как? Как?

Или комиссар не прав, и барону кто-то успел рассказать о привычках графа и второй связке? Кто именно? При каких обстоятельствах?

– Благодарю вас, – сказал Папийон. – Вы задали мне интересную задачку!

– Я считал, что должен рассказать вам все, что может помочь, – искренне ответил слуга, и комиссар невольно устыдился своего излишне ироничного тона. – Кроме того, я в любом случае собирался идти к вам. Потому что получил телеграмму от месье Анатоля по поводу похорон… Он уполномочил меня распорядиться насчет перевозки в Россию тела. Если мой бедный хозяин… если господин граф вам больше не нужен… – слуга запнулся.

– Я полагаю, вы можете забрать тело, – кивнул Папийон, подумав. – Время смерти и ее причина уже установлены, так что нет нужды в дополнительных изысканиях. – Он немного поколебался. – Скажите, а месье Анатоль не сможет приехать в Париж? Я хотел бы задать ему несколько вопросов о его брате.

– Боюсь, что у месье Анатоля не то здоровье, чтобы сейчас предпринимать путешествие в Париж, – дипломатично ответил слуга. – Он очень болен, и из-за вестей о брате его состояние вовсе не улучшилось. Скажу вам откровенно, если бы это зависело от меня, я бы вообще предпочел его не беспокоить, но он бы и так узнал все из газет…

– Скажите, а братья ладили между собой?

– Вы имеете в виду, были ли между ними дружеские отношения?

– И это в том числе.

– Как вам сказать… – Савельев вздохнул. – Месье Анатоль был в семье любимцем, в отличие от старшего брата. Сами понимаете, что графу такое положение было не очень по душе, и они с братом нередко ссорились. Однако когда месье Анатоль заболел, господин граф забыл все разногласия и принял в нем большое участие. Платил докторам, за пребывание в санаториях… и за все остальное тоже.

– Остальное?

– Карточные долги месье Анатоля. Он ведь тоже был азартный игрок. И… и не пренебрегал другими развлечениями. Их мой хозяин тоже оплачивал.

Однако не слишком веселая жизнь была у погибшего аристократа, подумал Папийон. Жена при разводе чуть не пустила бывшего супруга по миру, младший брат – транжира и туберкулезник… Да еще попался на его пути мстительный барон Корф, с которым он поссорился, переоценив свою безнаказанность, и который, вероятно, убил злоречивого шутника.

В пятницу утром Амалия прежде всего отправилась в посольство и попросила встречи с российским послом, князем Д. От нее не укрылось, что ее приняли не сразу, а когда она увидела лицо князя, последние сомнения баронессы развеялись окончательно.

– Чрезвычайно неприятное дело, – промямлил князь, упорно избегая ее взгляда. – Я знал покойного Павла Сергеевича, знал его семью, и кто бы мог подумать…

Посол умолк, скорбно покачав головой, и Амалия поняла, что князь в курсе расследования, которое проводит Папийон, и что ее сына уже считают виновным. Или, по крайней мере, основным подозреваемым. И хотя знала, что ее слова не произведут никакого впечатления, она все же не удержалась – сказала, что Михаил не может быть причастен к этому жуткому преступлению.

Князь покосился на нее, и баронесса чем угодно поклялась бы, что в то мгновение он подумал: «Все матери преступников так говорят».

– Кажется, Михаил Александрович собирается на неделе возвращаться в Петербург? – светским тоном осведомился посол.

Это уже был прямой намек на то, что ее сыну лучше всего уехать, пока подозрения полиции не обратились в уверенность. И на лице князя отразилось неудовольствие, когда Амалия ответила, что Михаил пока не намерен никуда уезжать.

– Разумеется, вы можете рассчитывать на наше содействие в любых обстоятельствах, – добавил посол. – Будем надеяться, что полиция отыщет убийцу и что им окажется какой-нибудь слуга или апаш[5].

Сие означало: а если преступником окажется ваш сын, мы, сударыня, будем вам чрезвычайно признательны, если вы не станете впутывать нас в столь дурно пахнущее дело.