Чтобы не расхохотаться, генерал сосредоточился на разливании коньяка.

— Дело в том, — хмуро продолжал полковник, — уважаемая Зинаида Аркадьевна, что многие наши молодые сотрудники…

— И не только молодые, — вставил генерал.

Тихий сокрушенно покачал головой:

— Да, к сожалению, и не молодые тоже. Так вот. Под впечатлением от вашей неотразимой прелести и полной недоступности, — он окинул ошеломленную буфетчицу мрачным взглядом, — они начинают выяснять между собой свои шансы на ваши руку и сердце. Вы что, не слышали? Четыре дуэли в офицерском общежитии за последние два месяца.

— Четыре чего? — Зинино лицо покрылось красными пятнами, глаза наполнились слезами. — Ну да, лейтенант Кострюков из шифровального отдела сделал мне предложение. Ну, типа замуж зовет. Я пока ничего не ответила.

— Вот вы не отвечаете, а они того, на саблях дерутся, — укоризненно покачал головой полковник. — Слава богу, все ранения не опасные.

— Все, хватит! — поднявшись, генерал встал, поцеловал вконец перепуганной буфетчице руку. — Зиночка! Простите этого пожилого балбеса. Это он так шутит по-дурацки.

Зина вытерла глаза фартуком:

— Стыдно вам, товарищ полковник!

— Я больше не буду! Честное пионерское! — Тихий отвесил буфетчице церемонный поклон.

— Пойду я, Иван Иванович, — все еще пошмыгивая носом, она двинулась к двери, но обернулась: — Кофе когда пить будете?

— Да кто ж нас знает! — усмехнулся генерал. — Вы приготовьте, я после капитана пришлю.

— Да как же это? — всполошилась Зина. — Остынет ведь.

— Ничего страшного, — успокоил ее генерал. — Остынет — холодный выпьем. И не обижайтесь на нас. Спасибо!

Когда дверь за бормочущей «холодный выпьют, выдумали» девушкой закрылась, друзья подняли рюмки.

— Давай к делу, хватит развлекаться! Тоже мне, тихий он! — генерал все еще посмеивался, но глаза его посерьезнели.

— Докладываю, — отозвался Тихий. — Есть один парень. Совсем молодой, только школу закончил. И это плюс. Голова свежая, не забитая всякой чепухой. Физическая форма потрясающая. Если его оставить у этих деловых, ну, в клубе, через полгода станет звездой. Если не сломают, конечно. Сам знаешь, какие там нравы. По-любому надо его к нам брать.

Генерал приподнял бровь:

— И никаких минусов?

— Да ну, как же без минусов, — Тихий пожал плечами. — Психика неустойчивая, он же мальчишка совсем. Это раз. Второе — в армию он не идет, белый билет. Причем со здоровьем там все отлично. Но у него есть брат, близнец, а у того астма. Вот они на двоих и устроили себе общую болезнь.

— И что, мы не можем это разоблачить и просто его призвать?

— Можем, — согласился полковник, — но не будем. Мы на этой семейной тайне можем сыграть.

— Хорошо, так действительно лучше. Что еще?

Тихий озабоченно вздохнул:

— Самое главное… Плесни-ка еще!

— Подожди, я сам скажу, — пододвигая собеседнику наполненную рюмку, генерал хитро прищурился. — Юноша у нас играет в Ромео? Угадал?

— Да не играет, в том-то и загвоздка. Все взаправду. Я видел их вместе, с его Джульеттой. Редкий случай для нашего бесстыжего времени. Очень трогательные молодые люди. Он и в бойцы из-за нее в основном подался. Деньги ему нужны, чтоб совместную жизнь обеспечить. Родители-то Джульетты — алкаши беспробудные.

— Так мы же можем ему помочь… — генерал задумчиво пожевал лимонную дольку. — Если он действительно так нам подходит… В конце концов, финансирование операции по внедрению агента в отряд Салаудди контролирую лично я. И деньги — совсем не главный тут вопрос. Пока мы теряем наших лучших агентов…

— Есть еще один… минус, — неохотно сообщил полковник. — Как уговорить. Мы для него — самые страшные враги.

— Что ж так? Книжек начитался или?

Тихий кивнул:

— Или. Его отец. Талантливый и перспективный художник. Был. Продал несколько работ на запад. Да еще и письма всякие такие подписывал. В общем, обычная история для тех лет. Кухонный диссидент. Ну, и попал под раздачу.

— И что в итоге?

— Да как обычно. С кого-то как с гуся вода, а он талант, тонкая натура. Запрессовали. Довели до психушки. И близнецы про все это знают. Так что у них на все наше ведомство преогромнейший зуб. Отцу жизнь загубили, не хухры-мухры.

Советское время агент Тихий вспоминал не столько с отвращением, сколько с недоумением. Многого, ох, многого он тогда по молодости лет не понимал. И в стране, и, что греха таить, в собственной службе. Просто честно исполнял приказы. Хотя многие начальники ему откровенно не нравились, даже пугали. Особенно те, кто приходил «на идеологическое усиление» из партийных органов. Вроде когдатошних комиссаров в армии. Большинство таких «комиссаров» ни уха ни рыла не смыслили в оперативной работе, потому распоряжения отдавали — тупее некуда. Дураки везде есть, успокаивал он себя. Но служба на то и служба, что приказы не обсуждаются, уж тем более не осуждаются — исполняются. Какими бы идиотскими они ни были. Ох, лучше не вспоминать. Насмотрелся он и в Афгане, и в Анголе. Каких ребят они теряли! Теряли просто из-за того, что какой-нибудь столичной штабной шишке что-то эдакое с пьяных глаз примерещилось.

Много позже, когда сам стал старшим офицером, получив в свои руки власть над десятками, а потом и сотнями подчиненных, он, памятуя о том горьком опыте, дал себе что-то вроде зарока: главное — сберечь жизни своих ребят. Да, наша служба, как там говорится, и опасна, и трудна, и от смертельных заданий никуда не деться. Но если ты и сам за своих ребят готов голову положить — хоть буквально, хоть перед вышестоящим начальством, — когда ты всех их знаешь, кто чем дышит, тогда и они за тебя пойдут в огонь и в воду. Потому что всем нутром чуют — зря не пошлют.

Да, того парнишку, что он вытащил недавно из клуба, посылать нельзя никуда. Сперва-то он казался ох каким перспективным, а на деле… Нет, не потянет парень тонкой оперативной работы, моментально проколется. Чеченцы — из тех, что в царские времена звали «немирными», у которых, кроме «убей белого» и «набей карман», других стремлений нет — наловчились определять засланных «кротов» каким-то звериным чутьем. Впрочем, это можно не только про чеченцев сказать — про любых бандитов. Чутье на «контору» у них у всех и впрямь звериное.

Но с Борисом все-таки имеет смысл попытаться. Отчаянный, драться готов хоть с дюжиной соперников — про такого никто не подумает, что «засланный» казачок. Рубаха-парень, для которого главное — ввязаться в схватку, а там хоть трава не расти. А легенду мои аналитики ему отличную придумали. Только Другому про нее говорить пока рано — поглядим, как вербовка пройдет.

— И как же ты собрался его переубеждать? — довольно скептически поинтересовался Другой. — Какие у тебя аргументы против сломанной судьбы его отца?