Наконец засыпаю. Не знаю, сколько был в отключке, как вдруг кто-то меня будит. Стучит по ноге. Вглядываюсь. Ого, да она красавица, неважно, что прическа сбилась на сторону. Смутно виднеется только лицо, все остальное тонет во мраке. Только не забудь, Эндрю, она малолетка. Впрочем, я напоминаю себе об этом не потому, что боюсь вляпаться в историю, а просто не хочу расстраиваться, когда узнаю, что оказался прав.

После недолгих препирательств (она все жалуется, что музыка не дает ей спать) делаю потише, и она исчезает в темноте за спинками передних кресел.

Тогда я встаю с места и перегибаюсь через переднее сиденье, чтобы разглядеть ее получше, сам себе удивляясь: за каким чертом я это делаю? Но я всегда готов принять вызов, а она говорила со мной хотя и всего секунд сорок пять, но с такой очаровательной задиристостью… Этого вполне достаточно для того, чтобы поднять, метафорически выражаясь, перчатку.

Меня всегда легко купить такой очаровательной задиристостью.

И я никогда не отказываюсь принять вызов.

Утром предлагаю ей свой плеер послушать, но, похоже, она, как и моя мама, боится заразы.

Впереди, через три кресла от нее, сидит какой-то мужик лет сорока. Когда я еще зашел в автобус, то сразу заметил, какими глазами он пялится на нее. А она понятия не имела, что он на нее смотрит, и мне даже думать не хочется, сколько времени он пялился на нее до того, как я сел в автобус, и чем он там занимался в это время, сидя один в темноте.

С той минуты стараюсь постоянно за ней наблюдать. Мужик явно запал на нее, так и ест глазами, наверняка даже не заметил, что он у меня на мушке. Суетливый взгляд то и дело мечется от девчонки к крохотному туалету посередине прохода. Мне даже кажется, что я слышу, как скрипят шестеренки в его мозгу.

Интересно, когда он осмелится сделать следующий шаг.

И тут он встает.

Я быстро вскакиваю со своего места и пересаживаюсь к ней. С самым невинным видом, будто так и надо. Чувствую, что она на меня смотрит, ну да, небось, ломает голову, какого черта мне надо.

Мужик проходит мимо, стараюсь не встречаться с ним взглядом, а то сразу догадается, что я раскусил его маневр. Наверное, он подумал, что у меня к этой красотке собственный интерес, что я сам подбиваю к ней клинья, и решил пока ретироваться, но не исключено, что позже попробует снова.

А позже дождется, что я сделаю из его морды котлету.

Лезу в сумку, достаю обеззараживающие салфетки. Пригодились, спасибо маме. Тащу из пакета одну, вытираю наушники, протягиваю ей.

— Как новенькие, — говорю я и жду, чтоб взяла, хотя знаю, что не возьмет.

— Честное слово, мне и так не скучно. Но все равно спасибо.

— А ведь с музыкой веселее, — заявляю я, убирая плеер в сумку. — Правда, я не слушаю Джастина Бибера, да и эту чокнутую стерву в мясном прикиде, так что придется вам обойтись без них.

Смотрит на меня раздраженно, понимаю, что я ее достал. Смеюсь про себя, слегка отвернувшись, чтобы не заметила.

— Начнем с того, что я не слушаю Джастина Бибера.

Ну слава богу.

— А во-вторых, Гага не такая уж плохая певица. Допускаю, ей пора перестать шокировать публику, но некоторые ее песни мне нравятся.

— Да дерьмо у нее все песни, и вы это сами знаете. — Это я цитирую своего отца.

Кладу сумку на пол, откидываюсь на спинку, задираю ногу, упираясь в спинку переднего сиденья. Интересно, почему она до сих пор не прогнала меня? Это также меня беспокоит. Была бы она столь же «вежливой» с тем мужиком, если бы он опередил меня и сел с ней рядом, прогнала бы его сразу или подождала? Да нет, девушки вроде нее не западают на таких мужиков, но, честно говоря, любой можно голову задурить, да и жалостливые они очень. А потом, не успеет опомниться — и готово.

Снова гляжу на нее, склонив голову в сторону.

— То ли дело классический рок, — говорю я. — «Зеппелин», «Стоунз», «Джорни», «Форинер». Вы хоть слышали про них?

— По-вашему, я похожа на дурочку? — произносит она, и я снова криво усмехаюсь: ага, опять ощетинивается.

— Назовите хоть одну песню «Бэд компани», и я отстану, — дразню я ее.

Видно, что она нервничает, то и дело покусывает нижнюю губу, а сама даже не замечает этого, просто не знает, как не знает того, что разговаривает во сне и что за ней наблюдают нехорошие дядьки.

Терпеливо жду, лицо невольно расплывается в улыбке. Забавно наблюдать, как она смущается, небось сейчас перебирает в памяти все, что слышала по радио, сидя с родственниками в машине, или в записях; что и говорить, попалась птичка.

— «Я готов любить», — наконец сообщает она.

Я потрясен.

— Правда? — задаю вопрос на засыпку и вдруг чувствую внутри какой-то странный толчок.

Что это со мной, думаю, а сам ничего понять не могу. Такое чувство, будто кто-то машет из-за стены или наблюдает за тобой, а ты не видишь кто.

— Что — правда? — спрашивает она, словно вопрос застал ее врасплох, как, впрочем, и меня.

— Да нет, ничего, — отвечаю я и отворачиваюсь, улыбка с лица так и не сходит.

А вот и извращенец из туалета выползает и идет по темному проходу мимо нас. Небось злится, что я все еще сижу на том самом месте, где он сам хотел бы сидеть. Я рад, что она ждет, когда он пройдет, и только потом просит вернуться на свое место, потому что хочет занять оба кресла.

Ухожу к себе, но тут же перегибаюсь через переднюю спинку.

— А кстати, куда вы едете? — спрашиваю я.

Отвечает, что в Айдахо, но мне кажется, она что-то недоговаривает. Не могу сказать точно, но у меня такое чувство, будто она либо врет, и это, скорей всего, хорошо, потому что я для нее человек совершенно чужой, либо что-то скрывает.

Но пока я не придаю этому значения, сообщаю ей, куда еду сам, и сажусь.

Мужик впереди снова поедает ее глазами. Я уже готов вскочить и вышибить из него мозги, просто так, для острастки.

Через несколько часов автобус делает остановку, и водитель дает нам на все про все пятнадцать минут, ну, там, размяться, перекусить и прочее. Вижу, как девушка направляется к туалету. Я успеваю встать первым в очереди за едой. Покупаю поесть, выхожу на воздух, сажусь на травку рядом со стоянкой. Мимо проходит извращенец и лезет обратно в автобус.

Выходит она, и мне удается уговорить ее посидеть со мной. Сначала она колеблется, но потом, кажется, мое обаяние побеждает. Мама всегда говорила, что средний сынок у нее самый обаятельный. Думаю, она была права на все сто.

Минутки две рассказываю ей, зачем еду в Вайоминг, а она, в свою очередь, что потеряла в Айдахо. Я все еще пытаюсь разгадать, что она за штучка, в ней есть что-то такое, чего я не вполне понимаю, но одновременно стараюсь не поддаться ее чарам, ведь я-то знаю, что она малолетка, и, спроси я ее об этом прямо, обязательно соврет.