— Ну, нет! — решительно не согласилась Эльвира. — Такого просто не могло быть, это всем было видно!

— Ну, видно — это еще не факт, — возразила я. — Может быть, вам просто казалось?

— Нет-нет! — убежденно продолжала Эльвира. — Там не было никакой игры, все было на поверхности! Потому так и злился порой Третьяков, что Антон Николаевич сам принимает решения, и эти решения часто противоречат желаниям Третьякова. Разве мог бы Антон Николаевич решать все сам, не спрашивая третьяковского совета, если бы был лишь формальным руководителем? Третьяков аж из себя выходил, когда выяснялось, что Антон Николаевич все сам организовывал.

— То есть Третьяков метил на место своего шефа?

Эльвира снова задумалась.

— В мыслях — наверное, да, метил. Но чтобы пытаться подставить Антона Николаевича или еще что-то против него совершить — нет, не могу такого сказать.

— То есть, насколько я смогла представить себе вашего шефа, Эльвира, то он был человеком спокойным, уравновешенным, уважающим закон, порядочным и заботливым по отношению к своим сотрудникам?

— Ну, где-то так, — согласилась Эльвира. — Во всяком случае, я ничего плохого про Антона Николаевича сказать не могу.

— Тогда как же получилось, что столь добропорядочный господин совершил такой некрасивый поступок? Да еще очень неосторожный! Кинул своих кредиторов, любимых сотрудников оставил отдуваться за себя, развалил собственную фирму, дела в которой, кстати, шли очень неплохо?

Этот вопрос поставил Эльвиру в тупик.

— Мы с Алексеем Порфирьевым сами были ошарашены, когда узнали, — проговорила она. — Это было настолько не похоже на Антона Николаевича, настолько не вязалось с его обликом… Мы тогда вообще перестали что-либо понимать. Поэтому, кстати, Алексей и уехал. Да! — вдруг спохватилась она. — Что же мы сидим просто так? Вы, наверное, хотите чаю или кофе?

Я не стала отказываться от кофе, и Эльвира на некоторое время оставила меня одну, выйдя в кухню. Через некоторое время она вернулась с подносом в руках. Кофе, правда, был растворимым, но сейчас не время было капризничать, поэтому я с удовольствием приложилась к чашке. Надо сказать, кофе оказался хорошим, крепким. Кроме того, Эльвира подала творожное печенье, так что беседовать сразу же стало комфортнее.

— Расскажите, пожалуйста, обо всем поподробнее, — попросила я, помешивая сахар серебряной ложечкой. — Как вы узнали об исчезновении Чеснокова, как вели себя остальные, что было потом?

— Как узнали… Да очень просто, — пожала плечами Эльвира и закурила еще одну сигарету. — Наутро, как обычно, пришли на работу. Антона Николаевича не было, хотя он вообще-то никогда не опаздывал. Мы его ждали, потому что он сам заранее говорил, чтобы мы без него не начинали. Потому что теперь, после того, как он получил кредит, он должен с нами обсудить изменения в работе. Согласно его замыслу, мы должны были работать в ином направлении, у каждого появлялись новые обязанности в связи с расширением сферы деятельности — вот это и предполагалось обсудить в начале рабочего дня. Но Антона Николаевича все не было… Мы позвонили ему домой, там никто не отвечал. Мы прождали целый день, но он так нигде и не появился. На следующий день повторилось все то же самое. И тогда Алексей высказал мнение, что он, наверное, сбежал с деньгами… Я сначала была ошарашена, поскольку сама ничего подобного не предполагала. Я думала, что с ним что-то случилось — в аварию попал или что-то еще… Но, как выяснилось уже потом, ни в какие больницы он не поступал. А машина его вообще на месте, в гараже стоит. Это уже милиция обнаружила. Ну, Алексей под вечер и психанул неожиданно. Говорит, я, дескать, расхлебывать ничего не хочу, сюда с минуты на минуту кредиторы явятся, еще нас начнут трясти, а мы что можем сказать? Мол, фирма теперь все равно прекратит свое существование и делать здесь больше нечего. После этого он написал заявление об увольнении, сказал, что если Чесноков все-таки появится, то он сам обязательно приедет и попросит подписать его задним числом, после чего отправился на вокзал и уехал к себе домой.

— А Третьяков…

— А Третьяков по-прежнему находился в психушке, — кивнув, закончила за меня Эльвира. — Я же еще некоторое время ходила на работу, а потом сообщила в милицию о том, что у нас пропал руководитель. Приехала милиция, еще какие-то официальные люди, фирму закрыли, помещение опечатали. Вот так все и закончилось. Теперь я сижу без работы, Третьяков вообще непонятно где, а Алексей…

Эльвира не договорила и со вздохом отвернулась к окну. В глазах ее появилась тревога, девушка сосредоточенно думала о чем-то.

— Так вы полагаете, Алексея убили в связи с этой историей? — вскинула она глаза на меня. — Понимаете, я уже сама начинаю бояться…

— Почему убили Алексея, я, увы, пока не знаю, — с сожалением ответила я. — Поэтому и обратилась к вам за помощью. Спасибо, что вы отвечаете на мои вопросы. Давайте теперь все-таки вернемся к Третьякову. Как вы думаете, зачем он приходил к вам, с какими намерениями? И когда это было?

— Это было как раз вечером, за день до того, как мы узнали, что Антон Николаевич пропал. А вот почему… Понимаете, он вообразил себе такой абсурд, что мне даже говорить об этом не хочется.

— Эльвира, но как бы абсурдно это ни выглядело, сказать все-таки нужно, — заметила я. — Вы же понимаете, что от этого могут зависеть результаты расследования.

— Да, конечно, — кивнула Голицына. — Я расскажу. Одним словом, Третьяков, по его словам, поехал домой к Чеснокову, чтобы что-то там обсудить насчет дальнейшей работы. Дома он его не застал и почему-то решил, что Антон Николаевич сбежал. Якобы соседи сказали, что он уехал на какой-то чужой машине.

«А Владимир Юрьевич, который беседовал с соседями, ничего такого не говорил, — отметила про себя я. — Или этот Третьяков в самом деле несет бред, или же… Его поведение объясняется чем-то другим».

— И что же он от вас хотел, вы так и не сказали. И как получилось, что его забрали в психушку?

Эльвира покраснела.

— Психиатрическую бригаду я вызвала сама, поскольку мне ничего другого не оставалось, — призналась она. — Но, честно говоря, я не думала, что все окажется так серьезно. Я хотела только его припугнуть, думала, что психиатры его увезут в больницу, успокоят с помощью лекарств и потом выпустят! А оказалось, что он у них на учете и что отпускать его нельзя, потому что он буйный. Он, оказывается, может быть опасен для общества! И это, наверное, действительно так, если принять во внимание то, как он вел себя со мной и в чем обвинял.

— А в чем он вас обвинял?

— В связи с Чесноковым, — нервно ответила Эльвира, глядя в сторону. — В сексуальной связи, и не только, — уточнила она. — Третьяков кричал, что мы с Антоном Николаевичем сговорились, что он взял кредит и решил уехать вместе со мной! Вернее, сначала уехал сам, а потом я поеду к нему — Третьяков так считал. И требовал от меня сказать, где Антон Николаевич находится. Хотя я, естественно, об этом ни сном ни духом! Я вам сто раз могу повторить, что не была его любовницей, ни постоянной, ни на один раз. Между нами никогда ничего не было, что выходило бы за рамки служебных отношений. Можете спросить наших общих знакомых, соседей — никто не сможет сказать, что видел нас вместе в нерабочее время! Это предположение тем более абсурдно, что у Антона Николаевича была невеста, и все о ней знали.