— Я в курсе истории с фирмой, в которой вы работали, — продолжала я. — И знаю, что руководитель фирмы исчез в неизвестном направлении, предварительно взяв кредит на крупную сумму. Но мне хотелось бы услышать, что думаете по этому поводу вы. У меня ощущение, что смерть Порфирьева связана с этой историей.

— Почему вы так решили? — Казалось, Голицына испугалась еще больше.

— Кроме этого случая, ничего подозрительного в жизни Порфирьева за последний период не обнаруживается.

Голицына пожала плечами и ничего не ответила. Сделав три затяжки, она наконец заговорила:

— Ну… Понимаете, я-то что могу сказать? Действительно, нехорошая история, я сама не в восторге от того, что когда-то устроилась в «Сар-Би-Си». Но почему понадобилось убивать Алексея? Он-то здесь при чем? Даже если Антон Николаевич и кинул своих кредиторов, а соответственно, и нас, то зачем ему или этим самым кредиторам разбираться с Алексеем? Он просто один из нас, обычный рядовой сотрудник. Он так же пострадал, как и мы. Я, например, до сих пор не могу найти приличное место.

— То есть вы сейчас не работаете, — уточнила я.

— Нет, — покачала головой Эльвира. — Пробовала устроиться в другую фирму, но очень скоро оттуда ушла. Очень уж разительным был контраст по сравнению с «Сар-Би-Си». Да и зарплата ниже. А человек ведь быстро привыкает к хорошему. Пока мне еще хватает сбережений, я накопила, пока в «Сар-Би-Си» работала, да и мама помогает. Но все равно нужно куда-то устраиваться, долго без работы не протянешь.

— Что же, кроме Чеснокова, все были рядовыми? Вас там и было-то четыре человека, — недоверчиво заметила я.

— Ну… Нет, — подумав, ответила Эльвира. — Андрей Третьяков считался как бы заместителем Антона Николаевича. Возможно, он и был в курсе дел своего шефа. А мы с Алексеем, так сказать, среднее звено.

Эльвира помолчала, потом, поймав мой пристальный взгляд, усмехнулась и сказала:

— Я вижу в ваших глазах немой вопрос и сразу хочу на него ответить. Я действительно была просто средним звеном. И, так сказать, обычного во многих конторах момента насчет… ну, связей с шефом, неформальных отношений… ничего такого не было. Хотя я свободная, незамужняя женщина. Точнее, разведенная, — вздохнула Эльвира. — Но Антон Николаевич никогда не делал никаких намеков. В мои обязанности входили секретарские функции и отчасти наблюдение за девочками, которые занимались у нас отчетностью.

— А кто был бухгалтером?

— Третьяков, — ответила Голицына. — Вот он и был фигурой, наиболее приближенной к Антону Николаевичу.

— Кстати, вот о нем давайте и поговорим поподробнее, — попросила я. — Что он за человек, что за отношения были между ним и Чесноковым и чем можно объяснить его дальнейшее поведение, весьма, на мой взгляд, странное. Я слышала, что он поднял некий бунт? Кстати, у вас дома.

Эльвира нахмурилась и взяла вторую сигарету.

— Да, — со вздохом проговорила она, тряхнув волосами. — К сожалению, был такой момент. И я, знаете ли, не могу этого объяснить. Третьяков явился ко мне поздно вечером, ни с того ни с сего. Его визит был тем более странен, что раньше Андрей вообще никогда не был у меня дома.

— И что он от вас хотел?

— Вот это мне тоже непонятно, — еще протяжнее вздохнула Эльвира. — Мне даже вспоминать это неприятно. Особенно если учесть, чем все закончилось. Хотя… Понять, наверное, можно. Дело в том, что Андрей довольно неуравновешенный человек. У них с Антоном Николаевичем, кстати, часто возникали конфликты на этой почве. У нас поговаривали даже… — Эльвира невольно понизила голос, хотя мы с ней находились в квартире вдвоем. — Что у него проблемы с психикой, и он якобы состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Это, кстати, потом подтвердилось, когда его забрали из моей квартиры.

— Вот как? — притворно удивилась я, зная об этом со слов лейтенанта. — Почему же тогда Антон Николаевич держал такого человека у себя в заместителях? И почему вообще Третьяков попал в вашу фирму? — Я озвучила те вопросы, которые Владимир Юрьевич риторически задавал во время беседы.

— Дело в том, что они с Чесноковым давно знакомы, — пояснила Эльвира.

— Друзья юности, что ли? — уточнила я.

Эльвира замялась.

— Ну, как бы друзья, — неуверенно проговорила она. — Я не знаю точно, как и когда они познакомились, рассказываю только то, что видела своими глазами. И дружескими их отношения я бы не назвала. Казалось, что они общаются только по причине многолетнего знакомства, а так… Не было между ними того, что входит в понятие «дружба». Как бы это вам объяснить? — Она схватила еще одну сигарету. — Начнем опять же с разногласий между ними, приводящих к конфликтам. Казалось, что какой вопрос ни возьми — у них будет разное мнение по нему. Конечно, люди с разными взглядами вполне могут дружить, находить компромиссы, но здесь я все время чувствовала некую неприязнь между Третьяковым и Антоном Николаевичем. Вернее, исходящую больше от Третьякова. Чесноков же, кажется, искренне считал Андрея другом.

— А на какой почве возникали конфликты? — прямо спросила я.

— Точно я вам сказать не могу, поскольку дела они обсуждали за закрытыми дверями. Но Третьяков частенько вылетал из кабинета Антона Николаевича злой и раздраженный. Бегал по приемной, бурчал что-то недовольное… Когда же Антон Николаевич куда-нибудь уезжал, Андрей часто начинал кричать, что из-за него мы топчемся на месте и прозябаем в нищете, хотя здесь он явно грешил против истины: мы вовсе не нищенствовали, наоборот, дела шли хорошо. И зарплату сотрудники получали довольно высокую. Я вон и ремонт смогла сделать, и вещи обновить, хотя была просто секретарем. А уж Третьяков получал побольше меня. И все равно он чем-то постоянно был недоволен. И даже не пытался этого скрывать.

— А как реагировал на это Чесноков?

— Да никак, — пожала плечами Эльвира. — Он, видимо, давно привык к манерам и выходкам своего заместителя, поэтому воспринимал их спокойно и снисходительно, как неизбежное.

— А чем же Третьяков был выгоден Чеснокову? Почему он все-таки взял его на работу? Неужели только из-за давнего знакомства?

— Нет, конечно, — подумав, ответила Эльвира. — Андрей обладал потрясающим чутьем. Он всегда знал, какая сделка выгодна, а какая нет. И еще — он за версту чувствовал мошенников и авантюристов. Возможно, потому, что он и сам склонен к авантюрам. А Антон Николаевич — нет. Он осторожный человек, не любит идти на риск. К тому же Андрей мог так ловко повести беседу при заключении сделки, что добивался самых выгодных условий. За это Антон Николаевич его очень ценил.

— А Антон Николаевич полностью посвящал его во все свои дела?

— Вот этого я тоже не могу сказать, — покачала головой Эльвира. — Я же говорю, что они такие вещи обсуждали у себя в кабинете.

— Я имела в виду, не обстояло ли дело так, что Чесноков был лишь формальным руководителем, а главную роль в вашей фирме играл именно Третьяков? — пояснила свой вопрос я.