Шрифт:
Интервал:
Закладка:
9
В этот момент Ведущий окликнул меня по имени, приглашая к игре. Надо сказать, что Игра Желания предусматривает своеобразное равенство. Все участники называют друг друга исключительно по имени (не считая доверителей, они все-таки посторонние), а всякие чины и титулы игрока не значат ровным счетом ничего. Ценится лишь опытность и умение участника.
Я прошел к столу, и внезапно недоброе предчувствие кольнуло мое сердце: похоже, сегодня день-несчастье. Изредка выпадают такие дни, когда никакая опытность или умение не спасают игроков и почти все они проигрывают один за другим, отдавая свои ставки в ненасытную пасть Игры. Новички, волею случая попавшие под такой удар, нередко навсегда покидают Игру. Я уже пожалел, что не расспросил подробно о результатах предыдущей игры. Выиграл ли кто-нибудь вообще? Или их ставки были невелики и на фоне неудачи Джемфри выглядели незначительно? Но отойти теперь от стола и броситься вдогонку уходящим игрокам я не мог.
И еще одно мучило меня: я не знал, какое желание заявила мисс Пиил. Спросить же о том не представлялось возможным. Всякое заявленное желание оставалось в кругу участников конкретной игры. Лишь Ведущий знал более других, но и он, как все прочие, не имел права распространяться о том.
Никогда, наверное, еще, даже в самым первый раз я не боролся так за победу и все-таки – проиграл. Впрочем, с того момента, как проигрыш мой стал свершившимся событием, собственная судьба более не интересовала меня. Я был в любом случае обречен. В течение недели мне предстояло или внести недостающую сумму или прекратить свое земное существование.
Последние слова Мартин произнес с равнодушием, словно речь шла о чем-то вполне повседневном. Вероятно, на лице моем написано было немалое изумление, что он счел нужным подтвердить свои слова.
– Именно так. Потому и существует множество ограничений: Игра не желает напрасных жертв. (Я не стал перебивать его вопросом о том, как определить напрасную жертву, и Мартин продолжал). Нужной суммы у меня не было. Из знакомых все, кто мог бы мне одолжить столь большие деньги, были игроками и, согласно правилам, не могли помогать мне. Я, конечно, мог бы обратиться к Роберту или сэру Генри и, выслушав длинное наставление, сопровождаемое требованием никогда более не участвовать в Игре (на что я даже бы согласился), я, может быть, получил бы необходимую сумму. Но что было бы тогда с мисс Пиил? Ведь ее долг был вдвое больше. Возможно, половину его она могла бы наскрести из своих доходов, буквально разорив себя. Но еще 500 талеров?
И тут я понял, что положение мисс Пиил еще ужаснее. Ее жених, главный игрок страны, помочь ей не мог. Просить у родных? Но с какими глазами она, ярая противница Игры, пришла бы к своему дяде, моему добропорядочному брату Роберту и уж тем более к Стентону? Мисс Пиил вела весьма уединенный образ жизни и других достаточно близких состоятельных знакомых, насколько мне известно, у нее не имелось.
Я решил отдать ей все, что смогу добыть для себя: уплата большей части долга откладывала приговор. Трудность заключалась в том, чтобы переговорить с мисс Пиил, не привлекая внимания остальных родственников. И тут подвернулся этот визит к герцогине. Как я понимаю, поездку устроил Стентон. Чарльзу давно хотелось блеснуть перед сэром Генри своей мнимой близостью ко двору ее светлости. Хотя вполне могли бы обойтись и без него: даже я знал, в любую пятницу, кроме особых, праздничных, замок леди Джейн открыт для всех.
Перед ужином, когда все уже направились к приемному залу, я заметил отсутствие мисс Пиил. Все прочие были слишком взволнованы, чтобы обратить на это внимание. Сэр Генри, да и брат мой наверняка припомнили те времена, когда их приглашали к столу королевы Марии. А Стентон, он шел впереди, раздувшись от важности. Я потихоньку отступил назад. Кажется, я несколько невежливо ворвался в комнату мисс Пиил, но, к моему удивлению, ее там не было. Тогда я принялся осматривать все комнаты подряд и обнаружил Олуэн в апартаментах сэра Генри. Как сейчас вижу это: она стоит посреди комнаты, прижимая к груди проклятый мешочек с талерами, тот самый, какой я не раз видел у сэра Генри. Взгляд ее, казалось, смотрящий сквозь меня, полон был отчаяния и какой-то невыразимой печали. Я даже подумал, что просто не замечает меня.
Я бросился к мисс Пиил, схватил ее за руку.
– Послушайте, Олуэн, – мне было явно не до хороших манер, – верните эти деньги владельцу. Я отдам вам все, что у меня есть. Это не вся сумма, но я найду еще. (В тот миг я действительно верил, что могу это сделать).
Мисс Пиил с отстраненным удивлением, словно не понимая, смотрела на меня:
– Он дал их мне в долг безо всяких обязательств и условий.
И, помолчав, добавила:
– Странно, так на него непохоже.
Я в ужасе слушал этот бред. Бедная мисс Пиил: в глубине души своей она не могла примириться с тем, что сделала, и искала оправдание своему поступку.
Вдруг взгляд ее прояснился, и она произнесла совершенно другим тоном:
– Я хотела спасти вас, Мартин. У меня не получилось. Простите меня.
Ничего не понимая, я машинально протянул руку, чтобы взять у нее мешочек с деньгами, но мисс Пиил с неожиданной решительностью оттолкнула меня:
– А теперь прочь с дороги. Я ухожу, ухожу совсем.
Она выскочила из комнаты, а я бросился к вещам сэра Генри. Старик Уайтхауз своеобразный человек: преувеличенная предусмотрительность непонятным образом сочеталась в нем с огромной беспечностью. Так он никогда не выезжал из дома, не имея при себе значительной суммы денег, но при этом мог бросить их без присмотра в гостевой комнате. Правда, в Найте воровство было явлением относительно редким, суровые законы делали его слишком невыгодным занятием, а в замке герцогини, по уверению Стентона, и вовсе нечего было опасаться. Именно на это и рассчитывала бедная мисс Пиил: усыпленный обещанной безопасностью сэр Генри не сразу обнаружит пропажу. Так или иначе, денег на месте не было. Сначала я искал там, где они должны были лежать, потом просто среди других вещей, но
