В 1710 году в Бендерах состоялась рада — козаки, бежавшие с Мазепой, выбирали «гетмана в изгнании». Эти два сравнительно молодых человека — Орлику под сорок, Войнаровскому едва за тридцать — оказались соперниками. Орлик даже «подозревал у Войнаровского замыслы на свою жизнь». Козаки не любили Войнаровского с давних пор, подозревали, что Мазепа готовил его себе в преемники. Скорее всего, так оно и было, покойный гетман даже объяснялся по этому поводу с московскими властями. К тому же, по мнению козаков, Войнаровский был слишком молод. Но главное, кандидатуру Орлика одобрил Карл XII. В результате Филипп Орлик был избран гетманом — понятно кого, но неизвестно чего.

Орлик подписал «статьи», или новый договор, с Карлом XII, в котором признавался вечный протекторат Швеции над Украиной. Этот документ, составленный в жанре политической фантастики, мазепаны громко окрестили «Конституцией Филиппа Орлика». В 1711 году Орлик вместе с крымскими татарами участвовал в набеге на Украину. Но уже к 1714 году у гетмана Орлика почти не осталось подданных. Он перебрался в Швецию и жил там на субсидию шведского правительства. Затем, по одним сведениям, поехал в Турцию и был там убит при неизвестных обстоятельствах в 1728 году, по другим — еще долго ездил то в Германию, то в Польшу, то во Францию, стараясь организовать интервенцию в Россию, и только потом уехал в Турцию, где и умер в 1742 году.

Покойный Мазепа сознательно готовил племянника Андрея Войнаровского к политической карьере. Один проект в отношении Войнаровского был такой: женить его на сестре Меншикова и породниться таким образом с «полудержавным властелином». Не удалось. Другой план, по некоторым сведениям, заключался в следующем: передать власть племяннику без выборов, основав новую правящую династию в Европе. Дядя отправил Андрея учиться в Киево-Могилянскую академию, затем в немецкий университет. Впоследствии Войнаровский выполнял ответственные поручения Мазепы, последовал за ним в изгнание и, наконец, закрыл ему глаза на смертном одре.

Еще в студенческие годы, в Дрездене, Андрей встретил графиню Аврору Кенигсмарк, даму из высшего света. Она была не только хороша собой, но и образованна, талантлива, сочиняла стихи и музыку и даже написала одну оперу. Несколько раньше Аврора была фавориткой саксонского курфюрста и польского короля Августа и родила от него сына. А теперь увлеклась красивым и образованным малороссом… Потом они надолго расстались — Войнаровский вернулся на Украину, где был свидетелем и активным участником драматических событий.

Еще в Бендерах Андрей женился на Анне Мирович, дочери бывшего полковника Мировича, тоже похороненного в чужой земле. Затем уже в чине полковника шведской армии Войнаровский колесил по Европе и повсюду искал союзников для борьбы с Россией. Летом 1716 года Войнаровский приехал в ганзейский «вольный город» Гамбург, там в это время жила графиня Кенигсмарк. Продолжение романа оказалось «с интересом»: Аврора была хозяйкой великосветского салона, в котором бывали и аристократы, и дипломаты. Здесь политэмигрант близко сошелся с английским дипломатом Матесоном. Пропаганда Войнаровского совпадала с озабоченностью английского кабинета усилением России в Европе и в особенности на Балтике. Войнаровский просил прямой поддержки:

— Козачья нация нынче уничтожена в своих правах и вольностях. Англия знает, какое это страдание для всей нации быть в неволе, тем более что козачья нация является свободолюбивой.

Петр I был уже научен горьким опытом тайных сговоров, поэтому приказал захватить Войнаровского. Местному агенту Фридриху Биттигеру было поручено организовать похищение и денег на это не жалеть. Кроме того, в Гамбург командировали группу офицеров под командованием Александра Румянцева (он впоследствии вывез из Вены царевича Алексея Петровича).

11 октября 1716 года Андрей Войнаровский, отобедав у Авроры, вышел к своей карете, но тут подкатила другая, с зашторенными окнами, эмигранта втолкнули в нее и увезли в русское дипломатическое представительство. Уже на следующий день об инциденте с украинцем дипломаты доносили своим правительствам. Чуть позднее о том же писали ведущие газеты европейских столиц. Особенно резко выступили, естественно, Швеция и союзная ей Франция. Власти Гамбурга пребывали в растерянности — страдал престиж вольного ганзейского города.

Петр I мог решить проблему очень просто: драгунские полки фельдмаршала Шереметева стояли в Магдебурге, в одном переходе от Гамбурга. Но царь не захотел укреплять репутацию «русского медведя» (так его первым назвал английский журналист Даниель Дефо, впоследствии автор «Приключений Робинзона Крузо», правда, потом извинялся за «медведя» перед русским посланником). Петр нашел более изящное решение. В Гамбург приехала гофмейстерша императрицы, бывшей в то время на сносях, — Екатерине почему-то захотелось рожать именно в Гамбурге. Гофмейстерша подыскивала приличный дворец и хороших лекарей. Между прочим, она встретилась с графиней Кенигсмарк и сообщила, что, если Войнаровский сдастся добровольно, царь поступит с ним «благосклонно». В результате 5 декабря Войнаровский неожиданно обратился в гамбургский магистрат с просьбой выдать его русским властям, что и было с готовностью исполнено. Войнаровского тотчас увезли в Россию в той же карете с зашторенными окнами.

Семь лет в Петропавловской крепости не назовешь «благосклонностью», впрочем, если сравнивать с колесованием… Затем Войнаровского отправили в Якутск, с ним ехала только жена. Да, любовницы сопровождают мужчин в оперу или во дворец, но в ссылку за ними едут только жены.

На этом окончилось «дело Мазепы» и началось «слово»: «герой свободы» переместился из жизни в литературу, в историческую науку и в публицистику.

Первым, кто попытался изобразить положительный литературный образ Мазепы, стал русский поэт-декабрист Кондратий Рылеев. В поэме «Войнаровский» и Мазепа, и его племянник предстали демократами и тираноборцами. Правда, им свойственны сомнения. Войнаровский вспоминает, как Мазепу в последние дни терзала совесть, как являлись ему тени замученных Искры и Кочубея. Как смутился он, когда пленный козак с русской стороны бросил ему в лицо:

Так и сам Войнаровский, уже в глухой сибирской ссылке, погружен в «думу смутную», вспоминает роковые дни измены:

Однако героизация Мазепы и Войнаровского в поэме так сильна, что Пушкин отметил: «Некоторые писатели хотели сделать из него (Мазепы) героя свободы». А на Украине поэма Рылеева была воспринята образованной молодежью с энтузиазмом и в середине XIX века, как писал современник, «„Войнаровский“ и „Исповедь Наливайки“ переписывались в наших тетрадях рядом с произведениями Шевченко».

Тарас Григорьевич явно сожалел, что Мазепа не исполнил задуманного:

Вскоре после опубликования пушкинской «Полтавы» в России появился загадочный документ — рукопись под названием «История Русов или Малой России». Ее привез с Украины Григорий Полетика. Он приписывал авторство «Истории» Георгию Конисскому, архиепископу Белорусскому. Первая часть «Истории» в основном повторяла древнерусские летописи, зато вторая представляла «новый взгляд» на формирование украинской нации и государственности. И Мазепа предстал там во всей красе, как устроитель земли малороссийской. Многие сразу отметили, что «История Русов» — именно сочинение, притом публицистическое, а не историческое. Потом выяснилось, что архиепископ Конисский не имеет к нему никакого отношения, что его написали, скорее всего, сам Полетика и его сын Василий. Уже первые оценки историков характеризовали рукопись как «мутный источник», в котором содержится «много неверностей» и «ложные воззрения на прошлое Малороссии».