Лицо Молли просияло.

— Беспроцентная ссуда! О, Лайэм, это было бы чудесно! Просто замечательно! — Но потом она сникла. — Беда в том, что с юридической точки зрения долги не мои. Они мамины. Все документы пришлось бы подписывать ей. А я не думаю, что она согласилась бы на твой второй вариант. Я хочу сказать… она может подумать, что здесь что-то… нечисто.

— Нечисто? Что ты имеешь в виду?

— Она может подумать, что такой договор заключен на условиях.

— На условиях? Каких еще условиях?

— Не прикидывайся дурачком, Лайэм. Между тобой и мной, понимаешь?

Лайэм был обескуражен.

— Она подумает, что я потребую, чтобы ты спала со мной в обмен на деньги? С какой стати, ради всего святого, она так подумает?

Молли не могла рассказать ему правду — что это свою дочь Рут считает способной на дурные поступки, а не его. Но что-то сказать было нужно. Лайэм был явно оскорблен намеком на то, будто он способен уложить девушку в постель с помощью шантажа или подкупа.

— Не принимай это на свой счет, Лайэм. Мама вообще невысокого мнения о мужчинах, когда заходит речь о сексе, — сказала она. — Папа был неисправимый бабник, знаешь ли.

— Нет, — все еще хмурясь, медленно произнес он. — Я об этом не знал. Ты мне никогда не говорила. Ты мне почти ничего не рассказывала ни о себе, ни о своей семье.

— Ты никогда и не спрашивал.

— Ну вот, спрашиваю сейчас!

— Почему?

— Как «почему»?

— Ну да, почему вдруг такой интерес? Лайэм был ошеломлен, потом совершенно вышел из себя.

— А почему женщинам всегда нужно делать из мухи слона? Никакой тайны в моем интересе нет. И он вовсе не вдруг. Я всегда был к тебе привязан, Молли, только так увязал в делах, что у меня не оставалось времени подумать о проблемах других людей. Предлагаю тебе объяснить эту перемену во мне тем, что я наконец-то достиг зрелости, если уж тебе обязательно надо чем-то ее объяснить. Как-никак, а в этом году мне стукнуло тридцать.

— Да, я знаю, — сухо сказала она. — Сама покупала и зажигала свечи на твоем торте.

— Ты все еще не простила меня за то, что я забыл о твоем дне рождения, да?

— Я прощу тебя за все что угодно, если твой аудитор сделает так, чтобы у меня каждую неделю оставалось немного больше денег. Мне очень хочется немножечко разбогатеть, купить себе что-нибудь. Если ты сможешь это устроить, Лайэм, то я буду тебе всю жизнь благодарна.

Он бросил на нее раздраженный взгляд.

— Значит, мне предстоит стать источником дальнейших перемен в моей Молли. Твой мистер Икс скоро капитулирует. Откровенно говоря, мне совсем не улыбается отправлять тебя в объятия к какому-то смазливому подонку, который имел кучу женщин и не оценил по достоинству такого чудесного человечка, каким была ты до превращения в картинку из модного журнала.

Молли сначала удивилась, а потом почувствовала себя польщенной, уловив нотки ревности в его голосе. Ей пришло в голову, что изобретение мифического мистера Икс было величайшей ее удачей. До этого Лайэм в жизни не уделял ей столько внимания. Она вдруг сразу превратилась в привлекательную особу, да еще одержимую тайной страстью. О том, что объектом этой тайной страсти был он сам, Лайэм и не догадывался, но ему явно не нравилось, что она безумно влюблена в какого-то смазливого Казакову. Это ли не резон, чтобы продолжать надеяться?

— Не думаю, что ты на самом деле любишь этого человека, — неожиданно заявил Лайэм. — Из всего от тебя услышанного могу заключить, что здесь типичный случай самообмана. Ты это поймешь, когда дело у вас дойдет до постели. Такие мужчины редко соответствуют тем романтическим и сексуальным фантазиям, которые сплетают вокруг них женщины. Они слишком заняты собой и поэтому не могут быть хорошими любовниками.

— Очень интересная теория, — задумчиво сказала Молли. — А себя ты считаешь хорошим любовником, Лайэм?

— Себя? Но мы говорим не обо мне! — раздраженно проворчал он. — Мы говорим об этом твоем красавчике.

— Ну, я не знаю, — протянула она с наигранным простодушием. — Ты ведь однажды сам признался в эгоизме. И только что сказал, что из мужчин-эгоистов не получаются хорошие любовники.

— Да, говорил, но и эгоисты бывают разных видов. Мне нравится думать, что я добиваюсь успехов во всем, за что берусь. Так что да, я считаю себя хорошим любовником. Будешь со мной спорить или поверишь на слово?

Вообще-то я бы не возражала против показательного выступления, подумала Молли с участившимся сердцебиением. Она посмотрела сначала в красивые синие глаза Лайэма, потом на его столь же красивый рот и наконец незаметно, как она надеялась, пробежалась взглядом по его обольстительному телу.

Возникшее в ответ сладостно-терпкое ощущение, наполнило ее восхитительным сексуальным возбуждением, за гранью которого, однако, лежало такое острое разочарование, что ей хотелось закричать и затопать ногами.

— Наверно, придется поверить на слово, — с трудом проговорила она. — Звонить Рокси и спрашивать у нее я определенно не собираюсь. Ты порвал с ней, и это самое лучшее, что ты мог сделать.

— Порвал с Рокси? Я не порывал с Рокси. С чего ты это взяла?

— Но тогда… ты ведь сам сказал…

— Я сказал, что мы на время расстались. Кстати, это была ее идея. Ей взбрело в голову, будто я воспринимаю ее как нечто само собой разумеющееся; вероятно, так оно и было. Поэтому она сказала мне, что месяц не будет видеться со мной. И что все это время у нас с ней не будет никаких контактов, даже по телефону.

— Понятно. — Молли почувствовала, как рушатся все ее иллюзии, такие смелые и увлекательные. — И когда же этот месяц заканчивается? — спросила она, и ее голос прозвучал невыразительно и глухо.

— В следующее воскресенье. — Он возбужденно провел рукой по волосам. — Я просто жду не дождусь. Это были самые длинные, самые пустые четыре недели в моей жизни!

После такой беседы ничто уже не могло привести Молли в хорошее настроение, даже возвращение Бэбс с ее матерью, у которой все еще был виноватый вид. К ее удивлению, Рут с радостью ухватилась за возможность поработать помощницей у миссис Делани, а потом буквально пришла в восторг, когда Лайэм объяснил ей свое предложение о рефинансировании.

— Это же чудесно, Молли, не правда ли? — воскликнула мать. — Теперь нам не придется брать в дом чужого человека. И у тебя наконец будут какие-то деньги, которые ты сможешь потратить на себя.

Молли улыбнулась и сказала, что да, это чудесно. Она улыбалась весь обед и смеялась, когда они вчетвером передвинули мебель в гостиной Бэбс, а потом поставили все обратно, так как эксперимент не удовлетворил творческую натуру Бэбс.

Никто и не догадывался, как ужасно чувствовала себя Молли. Она была непревзойденным мастером в деле сокрытия своих чувств, особенно при Лайэме. Но на сердце у нее становилось все тяжелее и тяжелее. Ко времени чаепития она до изнеможения устала притворяться веселой и беззаботной. Демарш Рокси оказался последней каплей.