Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Десять минут спустя все трое сидели за ужином, и Хелен объясняла, почему она не оделась заранее, как намеревалась.
– Потребовалось бы еще полчаса, – сказала она. – А я очень голодна. Вдобавок, я полагаю, что-нибудь наверняка бы оторвалось… Я оденусь после. Дик, дорогой, решись, едешь ты или нет; ты колеблешься весь день. Время для нерешительности прошло. Я хочу еще кусочек дыни.
Дик, любезный, очень красный и неуклюжий, последовал примеру жены по части дыни.
– Я решил, – сказал он. – Я не пойду. Я в первый раз за день остыл и хочу остаться дома. Красного моря не будет, разве что какой-нибудь другой гений догадается об этом.
Хелен рассмеялась.
– Ну, ты хотя бы решился, – сказала она. – Хотя ты жертвуешь хорошей шуткой и хорошим костюмом. И так как ты беден и шутишь редко и с большим трудом, дорогой, то это очень серьезная потеря. Ты должен остаться и развеселить Джека. Ох! Но, Джек, ты не хочешь, чтобы тебя веселили. Я слышала, ты нашел Карла Хата, который превосходно дополнит твою коллекцию миниатюр. Разве ты не счастлив?
Джек обдумал вопрос.
– Я был весьма счастлив час или два, – ответил он. – А теперь я ничего не чувствую. Разве в Псалмах нет ничего об этом? «Он даровал им желаемое, и тягость проникла в их души».
– Дорогой, можно доказать все что угодно, цитируя Псалмы, – сказала она. – В них есть все виды безобразных рассуждений. – Хелен негромко вскрикнула. – О, на скатерти букашка, – сказала она. – Накрой ее стаканом.
Джек накрыл стаканом невинную уховертку и стал следить за ней.
– Бедный малыш! – сказал он. – В тюрьме – как и все мы.
Хелен притворно вздохнула.
– Джек, в тебя сегодня вселились букашки, – сказала она. – Кроме того, если мы в тюрьме, как ты радостно предположил, то чтобы освободиться, мы должны только умереть. Эта перспектива меня совсем не воодушевляет.
Джек посмотрел в ее сияющее, решительное лицо.
– О, дорогая, – сказал он. – Проведи в этой тюрьме как можно больше времени. Надеюсь, твой срок чрезвычайно долог.
– Я тоже надеюсь на это, – энергично сказала Хелен. – О, как бы я хотела купить годы жизни у людей, которые не заботятся о своей жизни.
Черная горечь снова наполнила Джека.
– Ты можешь совершенно бесплатно забрать все мои, – сказал он.
– О, Джек, хватит! – воскликнула она. – У тебя нет никакого представления о хорошем тоне! Мне неприятно думать, что ты несчастлив; да, неприятно, мой дорогой мальчик! Но теперь я должна идти переодеваться. Ты должен будешь догадаться, что я выбрала для костюма, и я буду чрезвычайно раздосадована, если ты не догадаешься, и немного раздосадована, если догадаешься, ибо в таком случае мое решение покажется очевидным. Могу я распорядиться, чтобы машина была готова через полчаса?
Джек передал шурину графин портвейна; мужчина с видимым облегчением приготовился спокойно провести вечер.
– Спасибо, – сказал он. – Как правило, я выпиваю один стакан, но частенько выпиваю и два. Итак, мой дорогой друг, мы не разговаривали по душам год или даже дольше. Расскажи мне о себе.
Джек обдумал его вопрос.
– Я купил Карла Хата, – сказал он. – Вот и все. У меня все по-прежнему, и, скорее всего, так и будет. Это приятная перспектива, ибо впереди у меня, вероятно, еще немало лет жизни.
Тучный, обаятельный Дик придвинул свой стул немного ближе.
– Извини, извини, – сказал он. – Ты не можешь – как это называют в Сити – устроить хорошую реконструкцию здоровья?
– Прекрасный совет, – сказал Джек. – Но точно так же ты мог бы сказать обычной женщине: «Устрой реконструкцию и стань красивой».
– И она бы приняла этот совет, если бы отличалась здравомыслием, – сказал Дик. – Ей бы подправили брови, нанесли румяна и сделали что-нибудь с волосами. Нет таких посредственных женщин и настолько дурных умельцев, которые бы не позволили извлечь лучшее из худшего. Ты молод и все еще…
– Я стар, как дьявол, – сказал Джек.
– Ну, как мне говорят, он все еще держится молодцом и не показывает никаких признаков слабости. У тебя художественный вкус, и ты можешь его удовлетворять.
– Нельзя строить счастье на удовольствиях, – сказал Джек. – Это бесполезный разговор, мой дорогой друг. От жизни я жду только одного – ее конца.
Какое-то время они сидели молча, вокруг них сгущалась ночь, и звезды сияли все сильнее. Потом над полями слева встала большая темно-желтая луна. Где-то невдалеке начала выть собака, и Дик нахмурился.
– Ненавижу, когда собаки воют по ночам, – сказал он. – Хотя я не суеверен. Говорят, это означает смерть.
– Чью, как правило? – спросил Джек.
– О, я не заходил так далеко.
– Ну, нам известно, что смерть ходит среди людей, воет собака или нет, – заметил Джек. – Думаю, зверь просто воет на луну.
Внезапно вой прекратился.
– Вот и все! – сказал Джек. – Счастливый пес. Боже мой!
Он быстро обернулся и вздрогнул. Хелен тихо вышла из двери и встала рядом с ним. С головы до ног она была одета в белое с серебряными вышивками, ее лицо и даже губы тоже были белыми, и высоко в ее напудренных волосах сверкала огромная алмазная звезда.
– Ну, Джек, – спросила она, – кто перед тобой?
Джек осмотрел холодную, светящуюся фигуру. Через несколько секунд он ответил.
– Ах, я понял, – сказал он. – Ты – Полярная звезда.
Хелен зааплодировала.
– Молодец, – сказала она. – Тебе пришлось подумать, но ты угадал. И как я тебе в этом костюме?
– Восхитительно. Ты выглядишь превосходно. Но я чуть было не ошибся. Сначала я подумал, что ты Смерть.
– Так ты представляешь себе Смерть? – спросила она. – Я думала, Смерть должна быть скелетом в черном.
Внезапно собака снова подала голос. Услышав скорбный вой, Хелен драматичным жестом подняла руки.
– О ты, утверждающий, что пребываешь в тюрьме, – сказала она тихим, ровным голосом. – Я пришла освободить тебя.
Джек подхватил ее игру.
– Я ждал тебя, – сказал он. – Я ждал тебя так долго!
Она покачала головой.
– Ты плохо играешь, – сказала она обычным голосом. –
