Когда грузовик исчез из виду, я сел на край тротуара, обхватил колени руками и заревел. Я плакал навзрыд, всхлипывая и подвывая, как не плакал с дошкольного возраста. И не мог остановиться. Меня била крупная дрожь.

Ванесса и Джолу заставили меня подняться и повели по улице. Мы добрели до остановки городского автобуса, и они усадили меня на скамейку. Мы втроем посидели рядышком в обнимку, все вместе обливаясь слезами, и я понял, что мы оплакиваем Даррела, поскольку уже не надеялись увидеть его никогда.

Мы находились на севере Чайнатауна, там, где он переходит в Норт-Бич — жилой район, известный своими стрип-клубами, призывно озаряемыми по ночам неоновыми вывесками, и легендарным магазином контркультурной литературы «Сити Лайтс», который в далеких пятидесятых стал местом рождения «бит-поэзии».

Я хорошо знал эту часть Сан-Франциско, потому что родители часто привозили меня сюда в свой любимый итальянский ресторан. Официант приносил нам большие тарелки лингвини и гороподобные порции итальянского мороженого с цукатами из инжира, а в завершение маленькие чашечки убийственно крепкого эспрессо.

Теперь окружающая обстановка воспринималась мной совершенно иначе; я смаковал свободу, вновь обретенную, как мне казалось, по прошествии вечности.

Мы пошарили по своим карманам и наскребли денег, которых хватило на столик в итальянском ресторанчике. Уселись на улице, под навесом. Красивая официантка с помощью зажигалки для барбекю запалила газовый обогреватель, приняла у нас заказ и ушла внутрь. Обалденно приятное ощущение сидеть в ресторане, делать заказ и вообще чувствовать себя хозяином собственной судьбы.

— Сколько времени нас там продержали? — спросил я.

— Шесть дней, — ответила Ванесса.

— Я насчитал пять, — сказал Джолу.

— А я не считал.

— Что они с тобой делали? — спросила Ван.

Мне не хотелось говорить об этом, но она и Джолу в ожидании смотрели на меня. Стоило мне начать, я уже не мог остановиться. Выложил им все, признался даже, что меня вынудили поссать в штаны. Оба слушали, не произнося ни слова. Официантка принесла нам содовую, и я замолчал, но как только она удалилась на достаточное расстояние, тут же продолжил. Странно, но по ходу рассказа мое восприятие того, что со мной случилось, теряло однозначность, очевидность. Под конец мне даже показалось, что я начал приукрашивать события, старался представить их не слишком отвратительными. Я выуживал из памяти увертливые воспоминания, и они иногда ускользали, как рыбины из рук. Джолу ошарашенно покачал головой.

— Да, чувак, досталось тебе.

Настала его очередь поведать о том, как обошлись с ним дээнбисты. На допросах их в основном интересовала моя персона, и Джолу рассказал им всю правду о нашей дружбе и событиях того дня. Они заставляли его по много раз повторять свои показания, но не применяли по отношению к нему своих грязных приемов, какие испытывали на мне. Джолу регулярно питался в общей столовой и вместе с другими смотрел видеозаписи прошлогодних блокбастеров в качестве развлечения.

Примерно так же провела эти дни Ванесса. Они только разозлились на нее за разговор со мной во дворе для прогулок, отобрали одежду, нарядили в оранжевую тюремную робу и двое суток не выпускали из камеры, хотя кормить не переставали. Как и Джолу, ее регулярно допрашивали, каждый раз задавая одни и те же вопросы.

— Знаешь, они на тебя конкретно взбычились, — сказал Джолу. — Прямо по-черному. Чем ты их так достал?

Я задумался и вспомнил.

Либо вы честно обо всем расскажете, либо очень и очень пожалеете.

— Я вначале не подчинился их требованию разблокировать свой телефон. Поэтому они меня сразу невзлюбили. — Конечно, трудно в это поверить, но другого объяснения я не находил. Обыкновенная дешевая месть. Мне даже нехорошо стало. Меня подвергли пыткам в качестве кары за непослушание!

До сих пор мне было страшно. Но теперь я разозлился.

— Ублюдки, — вырвалось у меня. — Они сводили со мной счеты! Мстили за мое молчание!

Джолу выругался, и Ван тоже выдала что-то по-корейски — верный признак того, что она рассердилась не на шутку.

— Они мне заплатят, — прошептал я, глядя в свой стакан с содовой. — Я их достану.

Джолу покачал головой.

— Это невозможно, ты сам понимаешь. С сильным не борись, с богатым не судись.

В тот день всем нам не особенно хотелось заводить разговор об отмщении. Мы обсуждали, что нам делать дальше. Во-первых, надо появиться дома. Наши мобильники сели, а телефоны-автоматы убрали из этого района годы тому назад. Значит, надо просто поскорее вернуться домой. Я бы даже разорился на такси, если б деньги были.

Поэтому мы потопали пешком. На перекрестке купили в газетном автомате «Сан-Франциско кроникл» и стали смотреть новости на первой странице. После взрыва прошло уже пять дней, но тема не сходила с первой полосы.

Дама с топорной стрижкой говорила о взорванном мосте, и у меня само собой сложилось мнение, что речь идет о мосте через пролив Золотые Ворота. Но я ошибся. Оказывается, террористы взорвали Бэй-бридж, мост через залив Сан-Франциско.

— На кой черт им понадобилось взрывать Бэй-бридж? — недоумевал я. — На всех почтовых открытках печатают Золотые Ворота.

Даже если вы никогда не бывали в Сан-Франциско, вам наверняка знакомо изображение грандиозного подвесного моста оранжевого цвета, перекинувшегося от старой военной базы под названием Президио до местечка Сосалито, где начинается виноградарский край с живописными городками, их картинными галереями и магазинчиками, торгующими ароматными свечами. Сооружение потрясающее, оно практически превратилось в символ штата Калифорния. Даже на нашем Диснейленде, гордо называющемся «Калифорнийский парк приключений», сразу при входе стоит копия моста Золотые Ворота с монорельсовой дорогой, проложенной поверху. Вот почему для меня совершенно очевидно, что если вы собираетесь взорвать мост в Сан-Франциско, то ваш выбор, естественно, должен пасть на Золотые Ворота.

— Скорее всего у них очко сыграло — там везде камеры и все такое, — предположил Джолу. — Национальные гвардейцы осматривают машины при въезде и выезде, а потом еще ограждение от самоубийц во всю длину, навороты всякие…

Как только в 1937 году открылось движение по мосту Золотые Ворота, люди принялись с его помощью сводить счеты с жизнью. За числом жертв перестали следить с 1995 года после тысячного самоубийства.

— Да, — согласилась Ванесса. — К тому же Бэй-бридж действительно куда-то ведет.

Бэй-бридж начинается в центре Сан-Франциско, соединяя его с Оклендом и Беркли, предместьями на Ист-Бэй, чьи жители каждый день ездят по мосту на работу и обратно. Это единственная часть зоны залива, где обычный гражданин может позволить себе иметь дом, в котором достаточно места, чтобы реально повернуться. Кроме того, там находится Калифорнийский университет и несколько предприятий легкой промышленности. Под заливом до Окленда проходит ветка метро, но интенсивность автомобильного движения по Бэй-бридж остается высокой. Мост Золотые Ворота, конечно, очень привлекателен, особенно для туристов или богачей, ушедших на покой и поселившихся в зоне виноградарства и виноделия, однако его значение в качестве достопримечательности больше, нежели функциональное. А Бэй-бридж — все равно что рабочая лошадка Сан-Франциско. Точнее, был таковой.