Проклятие, думал Лукас, и как его угораздило так напиться? Он снова попытался открыть глаза, на этот раз это оказалось менее болезненно. Он в ужасе уставился на нее. Он ничего не понимал. Абсолютно ничего.

– Вы были восхитительны, мой милый, – прощебетала она, обхватив руками тонкую талию. – Это случилось со мной впервые… и вы не только не сделали мне больно, но и доставили удовольствие. Я надеюсь, что и вы… удовлетворены… Ну, а теперь я должна привести себя в порядок. Увидимся внизу за завтраком. Я пришлю слугу, он поможет вам одеться, и не забудьте расчесать свои великолепные волосы, потому что слуги будут удивлены, если вы… и поэтому…

Она продолжала говорить что-то еще, уже направляясь к двери, за которой, по-видимому, располагалась ее гардеробная. Лукас сел и открыл рот, чтобы позвать ее назад, но не смог произнести ни слова. Губы стали непослушными, язык еле ворочался, рот пересох, и что, черт возьми, он мог бы сказать? Он поднял руку, пытаясь жестом объяснить, что он хотел от нее, но не мог вспомнить, что именно…

Когда дверь захлопнулась, он обхватил голову руками и тихо застонал.

– Черт возьми! Неужели я овладел этой девушкой? Она вела себя так, как будто опасалась, что я снова могу сделать это. – Он опустил глаза, рассматривая нижнюю часть своего тела. – И я ничего не помню? Будь я проклят! Надо же так напиться!

В висках снова застучало, как бы в подтверждение того, что он действительно выпил сверх меры.

– Но доктор ничего не говорил о женитьбе, черт бы его побрал!

Он прикрыл глаза, подождал, пока в голове чуть-чуть прояснилось, и тогда снова открыл их. Взгляд Лукаса остановился на старинном портрете, висевшем на противоположной стене. Туго сосборенный кружевной воротник окружал шею мужчины, словно полукружие белого сыра. Глаза удивляли пронзительностью и живостью, а алый рот, казалось, вот-вот расплывется в насмешливой улыбке. И странное чувство посетило Лукаса: уж не подсмеивается ли над ним этот великосветский джентльмен?

– Что случилось, милорд? – пробормотал он. – Может, я не очень хорош для вас? Что ж, дело ваше, но я ночью овладел настоящей леди. Вот так вот, любезный! Я сделал это, хотя, по правде сказать, даже не помню, чтобы целовал ее.

В ожидании Лукаса Кэролайн в полной тишине ковыряла вилкой омлет. Она боялась, что ее попытка убедить мистера Дэвина в том, что этой ночью они выполнили свои супружеские обязанности, полностью провалилась. Кэролайн не отличалась особенной страстностью. Естественно, он не мог этого не заметить. И напрасно она воображает, что он думает иначе. Она способна перехитрить слуг, но ей никогда не провести мужчину, обладающего такой сильной чувственностью и опытом. Да, в глубине ее сердца кипели страсти, но, увы, не в реальной жизни. Она давным-давно смирилась с этим.

Кэролайн покосилась на Аманду, сидевшую слева от нее. Дядя Тедди потягивал свой кофе, сидя справа. В присутствии слуг они не могли говорить о том предмете, что занимал их умы, то есть о Лукасе Дэвине. Поэтому после неудачных попыток завязать разговор о погоде они снова погрузились в молчание и ждали, когда смогут вернуться к обсуждению животрепещущего вопроса.

Когда наконец Физерс, стоявший у дверей столовой, предупредительно кашлянул, Кэролайн отложила вилку и подняла голову. Именно в этот момент Лукас Дэвин вошел в столовую.

Сначала ее обдало холодом, потом бросило в жар. Отлично одетый, с уверенными манерами и оживленным лицом, Лукас Дэвин производил ошеломляющее впечатление.

– О Боже! – только и могла прошептать Кэролайн, а про себя подумала, что за всю свою жизнь не видела мужчины красивее!

Теодор усмехнулся и, расплывшись в довольной улыбке, шепнул, наклоняясь к ней:

– Я говорил, что его надо просто хорошенько отмыть. Ты должна доверять моему мнению, дорогая.

Заметив Кэролайн, Лукас остановился. Он нахмурился, затем залился краской. Она едва верила своим глазам. Возможно ли, чтобы такой отпетый мошенник чего-то стыдился? Она решила, что это обнадеживающий знак. Хотя кто его знает, любой бродяга способен смутиться, так как имеет хоть какое-то представление о пристойности.

Смуглый цвет лица делал его черные кудри особенно привлекательными. Они прекрасно оттеняли высокие скулы, один или два завитка, выбившиеся из общей массы, падали на белоснежный воротничок рубашки. Глаза темные, как терновые ягоды, необычайно большие и выразительные. Рот напряженный, крепко сжатый в этот момент, но она могла бы поспорить, что он таил обещание чувственности, а его подбородок – сильный и чуть выступающий, с ямочкой посредине… Все говорило, что перед ней настоящий байроновский герой.

Лакей удачно подобрал для Лукаса пусть ношеный, но вполне приличный туалет Джорджа. Сюртук из светло-бежевого сукна с большими атласными лацканами, короткий спереди и с длинными фалдами сзади, придававшими стройной фигуре Лукаса еще больше элегантности. Темно-коричневый жилет контрастировал с песочным тоном сюртука, белоснежной рубашкой и галстуком, прекрасно оттеняющим смуглость его кожи. Пожалуй, невозможно было выглядеть более джентльменом, даже если бы он и старался.

– Так-так, – приговаривал доктор Кавендиш, поднимаясь и прикладывая к усам салфетку. – Ну разве это не самый настоящий лорд?

Лукас перехватил взгляд карих глаз, разглядывающих его, и вспыхнул.

– Послушайте, доктор, кажется, так вы себя называли… Если вы думаете, что я собираюсь…

– Дорогой! – перебила его Кэролайн.

Услышав такое обращение, Аманда не сдержалась и прыснула, прикрывая рот тонкими пальчиками. Она была не менее изумлена, чем Лукас. Ее глаза расширились, и насмешливая улыбка, казалось, затаилась в уголках красивых губ.

Кэролайн вскочила и подбежала к нему. Несмотря на настороженность окружающих, она внезапно отбросила смущение и, собрав всю свою решимость, приподнялась на цыпочки и запечатлела поцелуй на удивительно мягкой коже. От него пахло мускусом и хорошим мылом, и приятный запах наполнил ее радостным ощущением.

– Дорогой, – повторила она, – нам не пристало обсуждать что-то важное в присутствии слуг, вы понимаете?

Лукас смотрел на нее так долго, словно она сошла с ума, а затем, медленно оглянувшись, увидел лица слуг. Он, несомненно, узнал щеголевато одетого мужчину, которого все называли Физерс, стоящего у дверей, по-видимому, ведущих в кухню. В столовой присутствовали и другие слуги: пожилой лакей в немыслимо напудренном парике и еще двое, помоложе. И все как один смотрели на него с нескрываемым презрением. Наверное, подумал Лукас, они смотрели на него так начиная с того момента, как увидели пьяным прошлой ночью. Даже слуги богачей думали о себе лучше, чем последняя крыса из лондонских трущоб. Нет, этих олухов не касается то, что он хотел сказать.

– Я полагаю, да.

– Мы обязательно возобновим разговор, но только не за едой, договорились? – продолжала Кэролайн, приободрившись присутствием публики. – Закончим завтрак и затем обсудим все в кабинете. В частной беседе… Вы ведь проголодались, не так ли?