Брент почувствовал себя последним негодяем, но ребенка не отпустил, потому что знал – все может пойти гораздо хуже.

В темном коридоре послышались тихие шаги. Ковбой снова поднял револьвер. Огонек вспыхнул трижды и потух. Узнав условленный сигнал, Брент опустил оружие.

Из тени выскользнул Длинный с зажатой под мышкой лакированной шкатулкой.

Прекрасно понимая, что в одиночку со стрелком ему не справиться ни при каких обстоятельствах, Брент надеялся лишь на то, что давний партнер отца не из тех людей, которые способны убить беззащитного ребенка.

Длинный поставил шкатулку на диван, сунул в кобуру револьвер и опустился на колено. Мальчишка задрожал ровно так же, как четыре минуты назад дрожал, умирая, белый пес. Стрелок достал из кармана рубахи кляп и сунул пленнику в рот. У ковбоя отлегло от сердца.

Связав ребенка по рукам и ногам, сообщники положили его на восточный ковер и завернули, словно буррито[40]. Ковер задышал.

Длинный сунул шкатулку под мышку, прошел к стеклянной двери и окунулся в ночь. Брент взглянул на дышащий ковер, мертвого пса и залитый тьмой коридор, в дальнем конце которого, возможно, был убит невинный человек. Яд отравил кровь ковбоя. Он молча выругался, спешно вышел через стеклянные двери, пробрался через задние дворы четырех домов и нырнул в высокие кусты, где его ждал стрелок.

Лишь теперь грабители сняли и бросили их резиновые маски, шкатулку в мешки тюленьей кожи и поспешили к дороге.

Крепкий и сильный парень, Брент с трудом поспевал за своим длинноногим напарником.

Возле одной из лачуг к ним привязался исхудавший и похожий на пятнистого койота пес, следовавший за парой ярдов двадцать и не умолкавший при этом ни на миг. В конце концов Длинный упер дуло псу в глаз и выстрелил.

Выйдя из Нуэва-Вида через западную окраину, грабители оказались на пустошах и двинулись к лесу, забирая по дуге к востоку. По пути сквозь песчаную равнину промокшая штанина то натирала кожу, то прилипала к ноге.

– Зачем надо было надевать эти странные маски? – спросил ковбой.

– А ты предпочел бы платок?

Брент посмотрел на спутника, но так и не смог определить, рассердил его вопрос или позабавил.

– Платок был бы легче.

– Неужели ты думаешь, что платок, который прикрывает лишь половину лица и совсем не прикрывает волос, и сорвать который может даже ребенок, – лучший способ остаться неузнанным?

– Нет, не думаю.

Несколько минут они шли молча, потом Брент сказал:

– Задам еще один вопрос – и больше не буду. – Стрелок промолчал. – Что случилось в конце коридора? Я слышал выстрел.

– Ты убил собаку и заткнул рот ребенку, – ответил Длинный. – И ничего больше тебе знать не требуется.

– А разве меня это не касается? Ведь я, как-никак, твой напарник.

– Ковбой, льющий слезы над дохлым псом, мне не напарник.

Оправдываться Брент не стал, хотя замечание задело за живое.

* * *

Дальше шли молча и уже через полчаса вышли к тропе, которая и привела к черной чаще. Брент забросил мешок на правое плечо и, опередив стрелка, первым вступил в лес.

Шагов через двадцать он услышал непонятные завывания и даже достал револьвер, но вскоре понял, что это его брат пытается петь.

– Заткни ему пасть, или об этом позабочусь я сам, – пригрозил Длинный.

Прибавив шагу, Брент поспешил вперед по петляющей между деревьями тропинке между темными ветками деревьев и еще более темными колючками юкки, выдвинувшимися из мрака, словно копья негостеприимных туземцев.

Пока он бежал, острый угол деревянной коробки успел вытатуировать синяк на спине. Певческие упражнения Стиви становились все громче.

Между двумя напоминающими ведьмины руки ветками догорал оранжевый костер. Ориентируясь на него, ковбой вышел прямо к лагерю.

– Грозно сверкнули на башне стволы… – пел Стиви. (Глухие удары деревяшкой обозначали ритм.) – Мощь непокорных южан! (Удар деревяшкой.) Тянулись к нам рыла янки-свиней, как тянется к золоту жадный еврей: «Вы уступите нам! Вы заплатите нам!», – но мы шли до конца с верой в сердцах и честь отстояли южан! (Глубокий вдох.) Южан! – Откровенно фальшивая нота повисла в воздухе, окончательно подпортив и без того далеко не стройное исполнение.

Выйдя на поляну, Брент увидел Щеголя, индейца и Штукаря. Все трое сидели у костровой ямы, поглядывая по сторонам и пытаясь угадать местонахождение источника звука.

– Некрушимая гордость южан! – дрожащим голосом снова проблеял Стиви, растянув последнее слово, будто он был оперным исполнителем, а не бездарью, начисто лишенной музыкального слуха.

Оставаясь под прикрытием темноты, Брент углядел брата в глубине фургона, на черном сундуке с плен-ником.

– Стиви! – прошипел ковбой. – Слезай оттуда, да держи рот на…

– Вернулся! – Стиви радостно пнул сундук пяткой, наклонился и во всеуслышание прошептал: – Мой брат вернулся с особого задания.

К счастью, Щеголь в этот момент смотрел в противоположную от пьяного юнца сторону.

– Слезай оттуда да держи рот на замке. – Брент уже уловил шаги идущего по тропинке стрелка. – Живей.

Стиви задумался над предложением брата. В зависимости от степени опьянения он мог либо послушаться и замолчать, либо продолжить, прибавив громкости.

– Некрушимая гордость южан!!!

Держа за дуло черный револьвер, Длинный вышел из лесу с явным намерением задать трепку невменяемому певцу. Брент рванул к фургону.

– Полагаю, – заметил сидевший по другую сторону костра Щеголь, – вам следует выбрать между «несокрушимой» и «нерушимой». Второе, конечно, лучше ложится.

– Чертов янки! – выругался Стиви.

Брент схватил брата за руку.

– Слезай оттуда и помалкивай, если не хочешь, чтобы Длинный задал тебе взбучку.

Стиви повернул голову и мгновенно протрезвел, увидев приближающегося стрелка.

– Слезай с сундука, – повторил Брент.

Младший торопливо кивнул, спрыгнул на землю, пошатнулся, как стрелка компаса, и замер.

Нечто громоздкое отделилось от тьмы, прошествовало мимо братьев и направилось к стрелку.

Брент пригвоздил Стиви суровым взглядом и последовал за отцом.

– Достали? – спросил старший Плагфорд.

– Достали.

Старик кивнул, подошел к костру и встал между ямой и Щеголем.