«Он и это знает… И про столовую, и про мое жилье… Откуда он столько знает про меня?» – думала Нина, дыхание которой стало глубоким, а веки тяжелыми. Незнакомец как будто бы ввел ее в транс – соображала она хорошо, а вот тело стало как у спящей, неповоротливым, морочному миру принадлежащим.

– Вестница Смерти, – повторил незнакомец. – Нет, вы не являетесь причиной чужой смерти, не стоит себя обвинять. Но вы как будто бы чувствуете ее приближение, вас тянет к тем, чей срок на исходе. Положа руку на сердце, только с такими людьми вы и можете поладить, все остальные от вас всю жизнь шарахаются. Вы даже родились у женщины, которой оставалось жить всего ничего. Вы потянулись к тихой девочке, судьба которой погибнуть ребенком. Вы дважды вышли замуж за обреченных – это были молодые здоровые мужчины, и никто, включая их самих, не знал о том, что песок в часах почти кончился. А вы – чувствовали. Шли на свет смерти… Поэтому я вас и нашел. Я работаю с такими, как вы, Нина.

– Работаете? – тупо переспросила она.

– Ну да. Я считаю, что любой дар может быть использован. Даже такой редкий, как ваш… Мне нужна ваша помощь. И я готов за нее щедро платить. Ваша жизнь еще может измениться. Вы наладите быт, съездите в Крым, как когда-то мечтали.

– Вы и про Крым знаете? – похолодела женщина. – Но как? Я даже не говорила никому. Вы что, в голову мою влезть можете?!

– Да какая разница? – снисходительно улыбнулся странный собеседник. – Какая вам разница, что я могу, а что не могу? Самое главное, у меня есть деньги. И я готов заплатить вам. За небольшие и несложные услуги.

– И… Что я должна буду делать? Это какой-то криминал? Мне такого не надо. Пятьдесят два года честно жила и дальше собираюсь.

– Ну какая же вы трусишка! – Его плечи снова сотряс смех. – В вашем-то положении! Нет, Нина, успокойтесь, никакого криминала. Я вам просто буду говорить адреса квартир, в которых только что кто-то умер и покойника еще не увезли. Иногда это будет в деревне, вам придется ехать на электричке. Там проще – в деревнях до сих пор не отвозят покойных в морг, так и лежат дома до самих похорон. В городе надо будет действовать решительнее, иногда у вас будет не больше четверти часа.

– А… делать-то что? – от волнения Нина даже осипла.

Никогда она не боялась ни самой смерти, как темной абстракции, ни частностей, с ней связанных, включая мертвые тела. Однажды соседка начала верещать дурниной спозаранку, весь подъезд перебудила. Выяснилось, что ночью отошла ее мать, которая давно лежала, не вставая, в дальней комнате, ходила под себя и все общение с окружающим миром сводила к ворчливому бурчанию себе под нос. Такое впечатление, что счета сводила – лежит и перебирает имена былых обидчиков, точно четки священные. Другие соседки побрезговали к мертвой заходить, а Нина помогла спокойно, ей даже неприятно не было. Переодела тело в чистую рубашку, кольца сняла, крестик нательный прицепила.

Она не шарахалась от смерти и даже вроде бы не считала ее высшей из бед. Но слушать незнакомца было не по себе как-то.

– Ничего подсудного. Например, я попрошу отстричь у мертвеца прядку волос. Или поменять на нем крестик или образок. Или, ну, это в деревне, достать немного воды, которой его обмывали. От гроба щепочку ножом отколоть. Ногти срезать. Короче, пустяки.

– А… А зачем всё это вам? – Слова застревали у нее в горле, мешали дышать, как горошинки перца.

– Ах, Нина, Нина, – почти по-отечески улыбнулся незнакомец. – Сразу видно, что карьеру вы никогда не строили. Вас вообще не должно волновать, зачем это мне нужно. Согласитесь, дело неподсудное. Максимум дурного, что может случиться – вас выгонят из дома со скандалом. Но от этого пока никто не умирал.

– Ага, выгонят… – фыркнула Нина. – Да начнем с того, что меня, чужую, никто в дом и не пустит.

– А вот это вы зря. Таких, как вы, Вестниц Смерти, вообще, как правило, не замечают в местах скорби. Впустят еще как и вопросов не зададут. Да и прогонят вряд ли. Скорее всего, все будут вести себя так, словно и нет вас рядом… В общем, я вам всё сказал. Работать, кстати, можете начать уже сегодня. У меня есть для вас два адреса.

– А если откажусь?

– Да пожалуйста, воля ваша. – Незнакомец вальяжно откинулся на ледяную чугунную оградку могилы, как будто бы та была мягким парчовым диваном. – О, я же совсем забыл о главном. За каждый такой визит я собираюсь платить вам двести долларов.

– Сколько?! – ахнула она.

– Вы правильно услышали. Ну что, по рукам?

– Ну… Это все так странно… Может быть, я вообще с ума сошла и вас не существует?

– Всё может быть, – с улыбкой согласился незнакомец. – Так попробуете?

– Ну, хорошо, – решилась она. – Говорите ваш адрес. Только если меня выгонят, вы всё равно заплатите, хотя бы половину!

– Договорились. Вы сделали правильный выбор, Нина. Может быть, единственный правильный выбор за последние десять лет.

Вот так, в одночасье, изменилась Нинина жизнь. Она пришла на старое кладбище обычным человеком, блеклой, рано постаревшей теткой в дешевом прохудившемся пальто. А вышла Вестницей Смерти. Иной бы человек, возможно, расстроился, но ей новый статус пришелся по сердцу. Склонности к суеверным страхам у нее, как у большинства сосредоточенных на выживании, не было, а все те, на кого она теоретически боялась накликать беду, и так были давно мертвы. Зато этот статус как будто бы оправдал бессмысленность прожитых ею лет. Нине стало ясно, что эта окружавшая ее серость, и эта интуитивная неприязнь других людей, и ее вечное вдовство – всё это просто логическая часть системы. Как корона мрачной королевы.

Она даже приосанилась, ощутив в душе этот особенный, немного болезненный сорт гордости – она, Нина, была не такая, как другие. Но не ущербная, не катящаяся в предсказуемую пропасть, а просто другая, особенная, иной биологический вид.

И вот Нина идет в затрапезном дешевом пуховом капоре и старомодном пальто в катышках по городу, который едва начал умываться весной. Заглядывает в лица прохожих и удовлетворенно поднимает уголок губы, когда те отводят взгляд – в этом ей теперь мерещилось неосознанное почтение, а не презрение к ее увядающей жизни.

Ее ждет первое задание незнакомца – Нине предстояло войти в квартиру и срезать несколько прядей волос с упокоившегося мужчины, омыть ему руки, а мыло и воду с собою унести. Она немного волновалась: всё казалось, ну как же так, у людей горе, прогонят ее. Эти страхи были вовсе не этической природы, скорее, она не хотела разочаровать незнакомца, а также легкие деньги упустить.

Но беспокоилась Нина зря – все прошло гладко. Ей открыли дверь, почему-то даже ни о чем не спросив. Просто кивком показали на комнату, в которой, на обеденном столе, стоял гроб. Нина села на стул у гроба и уставилась на мыски своих туфель. Ждала. И дождалась. В дверь позвонили, и обе присутствовавшие в комнате заплаканные женщины вышли в прихожую, Нина же метнулась к гробу, и откуда только такая скорость и прыть у нее, неповоротливой и грузной? Действовала она быстро и бесстрастно, как медсестра. Через четверть часа она уже покинула квартиру, и никто и слова ей не сказал вослед.