– Здесь «знать все» невозможно. К примеру, вожу иностранцев по институту или участвую в обсуждении какого-то отчета, каждый раз я узнаю для себя что-то новое. Я не преувеличиваю – это так! «Курчатовский центр» – это гигантское научное учреждение, уникальное не только в нашей стране, но и в мире. Это признают все наши коллеги за рубежом.

– Принято считать, что именно отсюда пошла вся наша атомная энергетика. Однако в более «узких кругах» известно, что здесь рождалось и рождается немало «экзотических» проектов, и большинство из них связано с академиком Пономаревым-Степным?

– Так уж и говорят?

– Что слышал, о том и свидетельствую… А потому хочу спросить: что вам здесь особенно нравится?

– Это особая школа в науке… Я попал к Владимиру Иосифовичу Меркину. Человек он был целеустремленный, жесткий, очень преданный делу. Один из ближайших соратников Курчатова. Он сказал: присмотритесь и выбирайте себе тему для дипломного проекта. Хотя секретность и была страшная, мы знали, что разные группы специалистов занималась реакторами для получения плутония, для атомных электростанций и для кораблей. Мы были молоды, а потому хотелось чего-то совсем иного, того, чего не было еще… И мне пришли в голову две идеи. Первая – это создание реакторов для самолетов, и вторая – использование атомной энергии для крекинга нефти.

– Тогда все казалось возможным?

– Предполагалось, что с помощью излучений можно делить нефть на фракции, получать бензин, другие продукты.

– Звучит фантастично!

– Информации никакой не было, а потому идеи и рождались в большом количестве, и каждая из них выглядела правдоподобной. Да и возможность поиска была широкой: ведь мы были в самом начале пути, а потому выбор был огромен.

– А почему вас не привлекало оружие?

– Бомба была уже испытана. Ее конструированием в Курчатовском институте не занимались. Здесь оставалось производство делящихся материалов – плутония, трития, а также разделение изотопов. Игорь Васильевич Курчатов определял стратегию развития атомной науки и техники. За институтом он оставил все направления, кроме оружейного… Конечно, мы тогда не имели возможности видеть всю панораму нашей науки, а потому доверяли своим учителям. Наверное, так и должно быть…

– По-моему, Курчатов тяготился тем, что не мог до испытаний первых атомных бомб заниматься атомной наукой во всей ее широте.

– Да, это так. Ведь еще в 1947 году у него был развернутый план работ по использованию атомной энергии. И он поражает не только своей необычностью, но и глубиной проникновения в будущее.

– Говорят, что эта черта присуща лишь гениям?

– Курчатов обладал такой способностью. Некоторые его идеи актуальны и сегодня… Так что в те времена любые разумные идеи поддерживались.

– Не сомневаюсь, что Меркин поддержал крекинг нефти!

– Так и мне казалось: ведь он из Баку. А в этом городе все пропахло нефтью! Но он мне говорит, чтобы я начал заниматься… самолетом. Позже я понял, что Владимир Иосифович прекрасно представлял, с какими трудностями придется столкнуться, если будем заниматься нефтью, да и потребность в создании атомного самолета была тогда намного больше.

– До Америки без посадок и дозаправок долететь было невозможно?

– Конечно. А тут беспредельная дальность полета…

– Простите, надо закончить с нефтью: эта идея потом реализовывалась?

– Ею многие занимались. В том числе и в нашем институте. Оказалось, что лучше всего использовать осколки деления – их энергия идет на получение тяжелых фракций. Но продукты, получаемые таким образом, становятся радиоактивными. Нефть – это органика… Кстати, в Курчатовском институте разрабатывался реактор с органическим теплоносителем. Предполагалось отправить его в Антарктиду. Такой реактор работал у нас в институте…

– Назывался «Арбус»?

– Верно. Он не оправдал всех наших надежд, а потому реактор был разобран и демонтирован. Оказалось, что органика подвержена воздействию нейтронов и гамма-квантов, в ней происходят необратимые изменения. Потому от дальнейших работ в этом направлении отказались и у нас, и в Америке… Аналогичная ситуация и с крекингом нефти.

– А ведь немало было фантастических идей! Николай Антонович Доллежаль рассказывал мне о проекте создания в пустыне мощного промышленного комплекса. В центре его атомная электростанция, а вокруг металлургические, химические и нефтеперерабатывающие предприятия, которые используют не только электроэнергию, но и тепло, и излучения. Казалось, что такой комплекс – это промышленность будущего…

– Мне приятно, что соавтором первой публикации на эту тему вместе с Доллежалем был и ваш покорный слуга…

– Почему не получилось?

– Эта идея появилась преждевременно. Тогда было рано. Как раз в начале XXI века она становится для многих ученых принципиальной. То есть речь идет об ее осуществлении. Ну, конечно, на современном уровне. Дело в том, что надо уходить от технологий, которые зависят от органического топлива. А именно на нем сегодня держится экономика даже развитых стран. В той же Америке 70 процентов топлива ввозится из-за рубежа. Кстати, когда президент Буш-младший пришел к власти, он заявил том, что нужна новая энергетическая политика. Мол, США – страна самодостаточная, в ней есть все, что необходимо для жизни людей, кроме энергоресурсов. Топливо для автомобилей и самолетов надо ввозить из-за рубежа, а потому Америка становится зависимой. А потому, сказал президент, политику надо строить так, чтобы и в этой области стать независимыми… Не буду комментировать выступление Дж. Буша, обращу внимание только на одно: как именно стать независимым в энергетике? Для этого надо взять атомный реактор, запастись водой и разложить ее на водород и кислород. А из водорода вы уже можете произвести любое органическое топливо! Именно это направление развития науки и технологии сейчас в США поднимается на щит. Атомная энергетика должна обеспечить страну не только электричеством, но и водородом, то есть органическим топливом. Аналогичная ситуация в Японии. Для них эта энергетическая проблема стоит еще более остро. Мы же начали ею заниматься еще полвека назад.

– Возвращение в то прошлое, с которого вы начинали?

– Тема, которой мы занимались, так и называлась: «Атомно-водородная энергетика». Мы проводили всевозможные конференции, семинары, совещания. Обсуждения шли весьма бурно, но потом постепенно сошли на нет…

– Почему?

– Надо иметь соответствующий реактор. Можно, конечно, получать водород с помощью электроэнергии, но в этом случае вы дважды теряете: на первом этапе при получении электроэнергии, а второй раз – при получении водорода. Из-за этого процесс получается дорогим и малоэффективным. Оказывается, есть возможность получить водород из воды с помощью термохимических процессов, но для этого нужно, чтобы реактор давал высокую температуру. Она должна быть порядка 850–900 градусов и выше… То, о чем я вам говорю, и является тем направлением исследований, которые я начал здесь уже более полувека назад. Это был реактор для прямоточного реактивного двигателя.