– На, поешь! – сказала она, поставила тарелку в углу и вернулась за стол.

Они пили мятный чай и наслаждались тортом. Эрик даже ощутил его вкус – невероятно сочный и приторно сладкий, совсем как любят дети.

– Ну, как там твой Монстр? – поинтересовалась женщина.

Нина посмотрела на тень.

– Не ест, – огорчилась она.

– Смотри, какой гордый! Хочет показать, что наши подачки ему не нужны. Поверь мне, когда мы выйдем, он тут же съест все до последней крошки!

И Нина верила. Когда она потом возвращалась в кухню, тарелка Монстра была пуста, как мама и говорила. А значит, он обязательно подобрел, и его уже не стоит бояться!

– Ну же, Нина! Вот мои два яблока, а вот твои два яблока. Сколько всего яблок у нас?

Отец с Ниной за детским столом в ее спальне, они решают детские задачки. Нина ерзала на стуле и болтала ногами.

– Не знаю…

– А ты сосчитай!

– Раз, два, три, четыре… Четыре! – воскликнула Нина, хотя радость ее была далека от искренней.

Отец следил за беспокойными взглядами дочери по сторонам. Ее явно что-то отвлекало. Она собирала брови домиком, когда возникали очередные симптомы навязчивых галлюцинаций.

– Что такое, зайка? – спросил отец.

– Это все Монстры. Они опять показывают плохие картинки, – пробубнила девочка в ответ.

Отец вздохнул.

– А знаешь, что? – вдруг сказал он и отложил сборник задач. – Давай сделаем так! На каждую плохую картинку мы ответим им хорошей!

– А как это? – округлились глаза девочки.

Отец достал альбом для рисования и карандаши с фломастерами.

– Они ведь не умеют рисовать хорошие картинки! Давай покажем им как!

Нина перестала ерзать и сосредоточенно вникала в затею отца.

– Давай нарисуем им… слона! – предложил отец и протянул дочери карандаш.

– Зеленого! – воскликнула Нина и с радостью начала водить карандашом по листу.

– Он будет жить в большом дворце из мармелада, а в башне будет жить… воробей! Желтый воробей! – рассказывала девочка, воплощая в жизнь чудных животных. – А вот тут будет река из мороженого!

– А вот тут давай будут расти кусты с пряниками!

– Да!

– Вот, смотри, слон сорвал себе три пряника, а воробей подлетел и сорвал себе два пряника. Сколько всего пряников они сорвали с куста? – говорил отец, пририсовывая коричневые пряники.

– Пять! – ответила Нина, не раздумывая.

– Умница!

Нина продолжала придумывать новых обитателей фантастического мира, рассказывая об их особенностях. А отец с улыбкой смотрел на дочь, уверенный, что в скором времени они навсегда избавятся от недуга.

В следующую секунду громко завыла сирена где-то совсем рядом. Эрик обернулся и увидел малышку Нину, сидевшую посреди огромной темно-красной лужи. Трупы ее родителей лежали рядом. Она держала их за руки.

Нина расцепила руки, и Эрика вырвало из потока видений. Это был самый быстрый отходняк, который он когда-либо испытывал. Сердце бешено колотилось, а сам он ловил воздух ртом.

– Прости, прости, – шептала Нина, зажмурив глаза, – иногда их так сложно остановить…

Оглядевшись вокруг, Эрик понял, что по-прежнему сидит на кушетке. Не в кухне, не в детской спальне, не посреди огромной кровавой лужи, а на своем балконе. Эти видения казались такими реальными!

– О, Нина! – воскликнул он, пытаясь отдышаться. – Мне так жаль! Так жаль!

Он вспоминал те ощущения, что испытывал там вместе с малышкой Ниной, когда она украшала торт и рисовала. Она была так безмятежно счастлива! Жизнерадостный бесстрашный ребенок, кормивший монстра тортом и обучающий его рисовать добрые картинки! Идиллия уничтожена в миг! Мир, полный надежд и веры в лучшее исчез навсегда! Растоптан, разрушен, стерт! По возвращении невероятная скорбь легла на сердце Эрика, он даже не понимал, его ли она. Возможно, будучи связанным с Ниной одним видением, он каким-то образом перехватил ее нынешние ощущения. Ему хотелось не просто плакать, как смазливая девчонка, а реветь истошно и безудержно, пока весь мир не прочувствует всю его мучительную отчаянную боль!

Нина наблюдала за Эриком, за его попытками объяснить свои ощущения и принять все, что он увидел и испытал за эти минуты. Она укорила себя за допущенную слабость, результатом которой стала кровавая сцена. Она не имела права показывать ему подобное, ведь он этого не хотел. Эти кошмары предназначены для нее и только для нее. Она не может делиться ими со всеми, кто проявляет к ней хоть какой-то интерес.

Ночь опускалась на город, все ярче вспыхивающий миллиардами живых огней. Небо заволакивали тучи предстоящей грозы. Они застилали звезды, и лишь восходящая луна еще могла пробить их черные тела своим тусклым светом. В густонаселенном городе гроза не так зловеща, как в безмолвном лесу, где располагалась больница.

Раздался звонок в дверь. Он вырвал обоих из размышлений. Эрик неуверенно встал, пригладил волосы, поправил свитер, давая себе время прийти в себя.

– Должно быть, еду принесли, – сказал он и ушел.

Хотя для Нины это было больше похоже на бегство.

Уже перед дверью Эрик остановился, перевел дух, окончательно освобождаясь от мрачных мыслей, и открыл дверь. В тот же момент большой пакет с едой врезался ему в грудь, да так сильно, что Эрик отшатнулся.

– Ты должен мне шестьсот пятьдесят три зеленых, – сказал Дэсмонд, вручив пакет Эрику, и прошагал внутрь.

– И по десять баксов каждому за подъем на пятьдесят первый этаж, – добавил Марк, зашедший с коробками пиццы.

– Я выпишу чек, – ответил Эрик.

– Когда он лежал в больнице и стонал от боли, он мне нравился больше, – прокомментировал Рудольф и закрыл дверь.

– Роберт? – спросил Эрик.

Рудольф вдохнул, растягивая время, чтобы придумать ответ.

– Он нашел эту идею…

– Тупой, – закончил за него Эрик.

– Я хотел сказать нелепой, но ты процитировал его слово в слово.

Ну, разумеется. Эрик был уверен, что даже если Нина опишет всю жизнь Роберта с пеленок, он все равно гордо вскинет нос и продолжит верить в четко продуманный заговор против компании.

Друзья быстро распаковали еду и накрыли ужин на журнальный стол по четко отработанному плану: Марк на посуде, Рудольф на закусках, Эрик на блюдах, а Дэсмонд на выпивке. Так было заведено еще двадцать лет назад. С тех пор изменился лишь антураж: обшарпанная вонючая комнатушка в трущобах превратилась в пентхаус в небоскребе, а дешевый китайский корм из подворотни стал приличной едой из дорогих ресторанов.