Работники уже ушли. Они управились с задачами за девять с лишним часов. Теперь комната Нины была свежа и нова. Стены выкрашены в цвет яичной скорлупы, шоколадный паркет в тон широкого шкафа-купе и каркаса кровати с молочно-бежевым бельем. Краска на стенах высохнет к завтрашнему дню, но Эрик был уверен, что Нину это не остановит. Все лучше, чем узкий шкаф. Эрик сделал шаг в спальню, но тут же остановился. «Здесь должна пребывать только Нина», – пронеслось в голове. Эрик имел весьма скромные представления о способностях Нины, а потому решил лишний раз их не испытывать. Дверь в спальню закрылась.

Эрик нашел Нину на балконе. Она мирно спала на деревянной кушетке, прижимая к груди книгу «Мертвые души». Рядом на столике лежали остатки овсяного печенья и недопитое молоко. Эрик обрадовался, что Нина чувствует себя здесь непринужденно. Но в то же время эти крошки пробудили вой совести. Ты ее не покормил! Заперся на весь день, напрочь забыв о ее потребностях! Она не может приготовить себе еду! Она не знает, что такое плита! Да, черт подери, она и нож в руках не держала никогда! Эрик закатил глаза, устыдившись в очередной раз своей невнимательности.

– Ты не против, что я ее взяла?

Эрик, наконец, заметил, что Нина проснулась.

– Нет, конечно! Это – твой дом. Ты здесь – не гость. Делай, что хочешь!

Нина подтянулась на кушетке.

– Только там совсем не о том, о чем можно подумать, судя по названию.

– Да, – согласилась Нина, осматривая книгу, – здесь о гораздо более интересном.

Свет фонарей в сумерках подчеркивал болезненную синеву вокруг глаз, но в то же время в глазах поблескивали завораживающие огоньки, подобно тем, что видишь в темноте у кошек.

Эрик сел на соседнюю кушетку.

– Я бы хотел поговорить с тобой, – начал он.

– О чем?

Эрик тяжело вздохнул.

– Ох, о многом, – усмехнулся он, вспоминая сотни прочитанных страниц.

Пока Эрик искал с чего начать, Нина уже успешно ковырялась в его замешательстве. Она нашла ответы быстрее, чем он определился с первым вопросом.

– Ты боишься меня? – спросила она.

Вопрос застал врасплох.

– А должен? – ответил он вопросом на вопрос.

Нина отложила книгу и уставилась на небо, где зажигались первые звезды.

– Иногда я сама себя боюсь, – прошептала она.

– Я многое узнал из твоей медкарты и…

– Ты ничего не знаешь обо мне!

Нина взглянула на него, ее лицо нахмурилось.

– Слова, слова, слова. Там одни лишь слова! Ты знаешь только диагнозы, названия медикаментов и имена врачей. Ты ничего не можешь узнать из того рукописного обмана!

Нина снова вернулась к книге, словно обиженный подросток.

– Тогда помоги мне. Помоги узнать тебя.

Нина снова взглянула на Эрика, но теперь во взгляде читалась лишь раздраженная усталость.

– О чем ты хочешь узнать? О монстрах? О картинках в голове?

Эрик понимал ее недовольство. Это просто насмешка – спрашивать о ней то, что врачи выясняли двенадцать лет. За такой срок действительно устанешь твердить одно и то же, тем более, когда слова упираются в глухую стену, делая твои попытки помочь им спасти тебя бесполезными.

– Расскажи мне о месте, где ты счастлива, – сказал он.

Эрик – гений переговоров. Одной фразой уничтожил всю ярость Нины. Она понимала, что это – не больше, чем трюк, попытка сблизиться с ней, выстроить дружественные отношения. И это была чертовски грамотная попытка. Она знала, что сохранить секреты от Эрика будет невозможно. Со временем он узнает о ней все, что она знает о себе сама. Из всех возможных вариантов будущего четко выделялся тот, где Эрик крепко зажимал ее в объятиях, пытаясь унять очередной припадок, подбирая верные слова, чтобы вернуть ее заблудшее сознание в реальный мир.

Нина заложила книгу бархатной закладкой и села на кушетке так, что их колени практически соприкасались.

– Я покажу тебе, – прошептала она.

Его ладони были сцеплены на коленях. Длинные крупные пальцы были вдвое больше ее, в золотом перстне с бриллиантом она видела нечто большее, чем дорогое украшение. И к этим огрубевшим от боев и тренажеров рукам она собиралась прикоснуться. Но не для того, чтобы выведать его тайны. Она хотела поведать о своих, а ковыряться в своей голове труда не составляет.

Нина вытянула ладони в приглашающем жесте. Сначала Эрик нашел это забавным сходством со спиритическим сеансом, где все участники цепляются за руки, создавая круг, из которого нельзя выпускать призрака. Но по выражению лица Нины он понял, что шутки здесь неуместны. И все же с долей скептицизма он протянул руки, не подозревая, что отныне его жизнь изменится.

Как только Нина вцепилась в его ладони железной хваткой, перед глазами Эрика замелькали картины и образы чужеродные его сознанию. В юности он частенько принимал ЛСД, и то, что он переживал сейчас, отдаленно напоминало трип.

– Жил один король, жил – был,

Не любил супы, котлеты,

Только сладкое любил…

Пела рыжеволосая женщина в цветастом фартуке. Она обмазывала коржи шоколадным кремом, а рядом стояла малышка Нина в голубом ситцевом платье в белый горошек, точно сошедшая с того черно-белого снимка, что Эрик оставил на столе. Ее длинные каштановые волосы были распущены, а на голове красовался обод с кроличьими ушами. Она тоже размазывала густой крем игрушечной лопаткой и подпевала чудесным детским голоском.

– Каждый день везли купцы

Мед, варенье и печенье,

И торты, и леденцы…

Женщина сложила коржи, тщательно выверяя, ровно ли они слегли, после чего украсила верхушку торта взбитыми сливками. А Нина в это время раскладывала кусочки клубники и малины по воздушным подушкам из сливок, следуя нерушимому правилу «одну – на торт, одну – в рот». И все это время они напевали детскую песню про сластену-короля.

Наконец, когда торт был готов, мама взяла нож и стала аккуратно нарезать великолепную шоколадную гору.

– Ну? Где твой Монстр? – спросила женщина.

– Вон там, – маленький пальчик указал в угол кухни.

Эрик не смог разглядеть того, кто прятался в углу, картинка была размыта, но он точно видел чью-то тень.

– По-прежнему злой? – спросила мама.

Малышка кивнула.

– Вот, – женщина положила кусок торта на тарелку и придвинула дочери, – отнеси ему! Даже самые злые любят сладкое! Вот увидишь, как только он его съест, сразу подобреет!

Малышка сползла со стула, взяла тарелку и осторожно донесла до угла.