Закусочная и рынок «Перриконс» в исторически примечательном районе Майами были своего рода данью Новой Англии. Как это часто случалось, первоначально находившееся здесь здание снесли. Владелец будущего заведения перевез сюда купленный в Вермонте амбар восемнадцатого столетия – обтесанные вручную балки, стены, половые доски, – а затем мало-помалу воссоздал домашнюю атмосферу канувшего в небытие старого Майами. Часть территории была отведена под торговлю всякими деликатесами, а другая – под закусочную в сени дубовой рощи с видом на парк. Трудно было себе представить, что в паре кварталов к востоку высятся небоскребы. Хорошая еда, приемлемые цены – Джек любил здесь бывать.

– Простите, что не смогла подъехать, когда осматривали ваш дом, – извинилась Энди.

Они сидели на улице за угловым столиком. Никто не нарушал их уединения – здешние завсегдатаи предпочитали находиться в помещении с кондиционером.

– Не беда, – ответил Джек. – Выбраться в Майами сложно даже на выходные.

– Живу здесь уже несколько месяцев, а все никак не привыкну.

– Не похоже на Сиэтл?

– Вообще-то Сиэтл очень напоминает Майами.

– Те же горы.

– Нет, серьезно. Райские ландшафты, уютно притаившиеся за пазухой страны-матушки. В равной степени накаленная этническая обстановка. И сумасшедших на оба штата хватает с лихвой.

У нее была приятная улыбка, и держалась Энди более раскованно, чем при прошлой их встрече. Пожалуй, одета она была тоже более стильно. Наверно, сказывалось влияние Палм-Бич. Как бы там ни было, теперь Джек действительно оценил слова своего прежнего босса, нахваливавшего внешние данные Хеннинг. Иссиня-черные волосы, поразительного цвета зеленые глаза – девушка обладала яркой экзотической красотой.

– Итак, Джек, вы хотели переговорить со мной о…

– Что привело вас в Ма…

Они случайно заговорили в один и тот же момент и вместе прервались на полуслове. Энди определенно хотела задать вопрос по существу, а Джек – напротив, и это привело его в некоторое замешательство.

«Ты не на свидании, Свайтек», – одернул он себя.

Официант принес два кофе, Энди подождала, пока он уйдет, и спросила:

– Вам действительно интересно знать, почему я приехала в Майами?

– Я не хотел совать нос не в свои дела.

– Ничего страшного. Если в двух словах: захотелось сменить обстановку.

– Карьерный маневр?

– Я бы так не сказала. В Сиэтле у меня все нормально складывалось. Меня курировал человек из ООН, и мы неплохо ладили.

– Просто все надоело?

– Сложно сказать. Людям трудно понять, каково это…

– Оказаться в вашем положении?

– Нет. Быть индейской полукровкой, удочеренной белыми родителями. Поймите меня правильно. Мои родители – замечательные люди. Просто я почувствовала, что пора в путь: нужно найти место, где мне вообще не придется вписываться в ту или иную культуру.

– Но вы же не единственный человек в Сиэтле со смешанными корнями.

– Нет, конечно. Просто мне непонятно, чего ради мириться со всей этой ерундой. Помню, был случай в университете, когда меня просто разобрали по косточкам. Знаете, тамошние девицы обращались со мной так, словно я зеленоглазая телка, которая никак не может найти своего краснокожего индейского жеребца.

– Забавно.

– Нет, в принципе они были правы. Просто, по-моему, это вообще не должно никого волновать.

Джек хотел было что-то сказать, но осекся.

– Вы покраснели, – заметила Энди, не без удовольствия замечая, что сумела его впечатлить.

Джек пожал плечами и улыбнулся, параллельно размышляя о своей матери кубинке, которую ему так и не довелось узнать. Впрочем, теперь речь шла об Энди, и ему не хотелось выставляться напоказ со своей историей о двадцатитрехлетней матери, умершей при родах, и мачехе-алкоголичке, принципиально уничтожавшей все письма от его кубинской бабушки, абуэла.

– Вы даже не представляете, насколько мне близка ваша ситуация, – ответил он.

Официант подошел к ним, поинтересовался, не желают ли они чего-нибудь, и, получив отказ, удалился. Энди высыпала в чашку еще один пакетик заменителя сахара. Разговор зашел о деле, и Джек выложил ей все, как обстояло дело, вкратце изложив теорию Тео о возможной причастности Салазара к убийству и мнимому похищению собственной супруги.

Энди взвесила в уме услышанное и отрицательно покачала головой:

– Притянуто за уши.

– Отчего же?

– Как я упомянула в начале нашей беседы, формулировка требования о выкупе тщательно оберегается от внимания широкой публики. Это своеобразная подпись похитителя, а подражатели нам не нужны. Иными словами, Салазар мог сформулировать подобное требование лишь в том случае, если он имеет доступ к нашей базе – каким-то образом ознакомился с данными по предыдущим похищениям.

– А почему бы и нет? Допустим, произошла утечка данных.

Энди кивнула, ее губы тронула улыбка.

– Я вас поняла. Не тот случай.

– А похищение Мии действительно имеет много общего с делом Торнтона?

– К сожалению, не могу делиться с вами следственной информацией. Скажу лишь, что имеются существенные различия. В нашем случае похититель направил требование выкупа и господину Салазару, и ФБР, а в прошлый раз он проинформировал только супруга жертвы. И еще кое-что новенькое: теперь, чтобы замести следы, все разговоры он осуществляет через Интернет.

– Существенные различия. Вас это не насторожило?

– Параллельно шло слишком много важных совпадений.

– Муж-рогоносец узнает правду, и его жена таинственным образом исчезает. Вы не находите это странным?

– Это не более странно, чем ситуация, когда любовник узнает о том, что его подруга замужем, и она таинственным образом исчезает.

Джек чуть не подавился.

– То есть? Меня что, в чем-то подозревают?

– Скажем так, ваши с Салазаром ставки равны.

– И как прикажете вас понимать?

– Я не заношу вас в списки подозреваемых. Я лицо нейтральное, не на вашей стороне и не на стороне Салазара. Допускаю, что в жизни возможно все.

– Логично, – сказал Джек, прекрасно понимая, как на самом деле обстоят дела. Полицейские могут соглашаться или не соглашаться, но существует негласное правило: подозрение падает на всех без исключения до тех пор, пока не доказано обратное. Особенно это касается двух мужчин, находящихся по обе стороны любовного треугольника.

Энди отставила пустую чашечку, решив сменить подход.

– Знаете, а ведь это не праздное любопытство. Мне действительно хочется знать, что вы чувствовали к Мие.