По дороге Шульц, согревшись и заметно повеселев, успел рассказать еще одну любовную историю из своего бурного прошлого, в очередной раз поразив меня. Вроде бы мы с ним – ровесники (во всяком случае, в нынешних обстоятельствах), я же подобным опытом похвастать не мог, к своему стыду, оставаясь до сих пор нецелованным девственником. По сути, его очередная история стала продолжением душераздирающего рассказа, поведанного Эмерсону, когда Шульц из-за неразделенной любви пошел топиться и от намеченного суицида его удивительным образом спас непрослушанный альбом ELP. Музыка музыкой, но взбунтовавшиеся юношеские гормоны не давали покоя – он продолжал сохнуть по любимой, что было вдвойне глупо, если учесть, что та давно выскочила замуж и по слухам была вполне довольна выбором. С этим обстоятельством Шульц никак не мог смириться, искал с ней встреч, днем и ночью бродил около ее дома, таскался за ней по пятам, и наконец ее терпение лопнуло. Экс-невеста Шульца пригрозила его матери, что заявит в милицию, если он не образумится. Мамочка сразу взяла инициативу в свои руки и очень оперативно, пока единственный и горячо любимый сын окончательно не рехнулся от неразделенной любви, свела его со знакомой воспитательницей детского сада. Обаятельная «разведенка» оказалась старше Шульца лет на десять, что не помешало ей утешить отпрыска старой приятельницы. Сказано – сделано! Шульц тут же позабыл прежнюю зазнобу, и неудивительно: партнерша оказалась той еще штучкой, знающей толк в постельных утехах. Между прочим, познакомила Шульца с древнеиндийским трактатом о любви «Камасутра», ставшим для него настольной книгой. Про себя он называл сочинение пособием по технике занятиями сексом, в чем воспитательнице не было равных. (И что от нее муж удрал? Видно, не выдержал натиска…) Новая пассия обожала фотографироваться. Разумеется, голой. Шульц, к ее радости, оказался заядлым фотолюбителем, и за время их недолгого знакомства весьма преуспел в этом деле, по его словам, хоть в профессиональном эротическом фотоконкурсе принимай участие. Жаль, что в то время таковых не имелось…

– А фотки-то сами где? Сохранились?

– Спрашиваешь! В укромном месте спрятаны.

– Чтоб мамаша не нашла?

И Шульц раскололся, где именно схоронил фотографии секс-училки в стиле «ню». Действительно, в таком укромном месте – матушке в жизнь не отыскать.

Мы вышли на привокзальную площадь. Что за чудеса? Вокзал предстал перед нами в первозданном виде – без многочисленных пристроек и современной облицовки, а на сорокаметровой башне, что высилась у главного входа, вместо часов со стрелками, которые я видел еще «вчера», оказались электронные – они показывали четверть десятого.

Шульц заученным голосом экскурсовода разъяснял:

– Главные городские башенные часы заработали в 1964 году, здание служит для вокзала и водонапорной башней. А впрочем, я не уверен, просто слышал однажды… Два года назад часы со стрелками… – продолжил Шульц и запнулся. – Тьфу, ты, черт, что это я говорю? Какие два года назад? В самом конце 1970 года часы со стрелками заменили на цифровые.

«Вот это да! – подивился я. – Кто бы мог подумать, что все вернется на круги своя?»

Перейдя площадь по подземному переходу, мы вошли в зал пригородных касс и через пять минут уже сидели в электричке, готовой отвалить от перрона. Еще через минуту, подъезжая к железнодорожному мосту, перекинутому через Даугаву, мы уже любовались великолепным видом широкой реки, неспешно несущей темные воды в сторону Рижского залива.

– Чувак! – в изумлении воскликнул Шульц. – Что это за красавец-мост виднеется за Октябрьским мостом? – его глаза были устремлены вдаль на стометровый железобетонный пилон, вздымавшийся из мостовой конструкции ближе к левому низкому берегу реки, как бы уравновешивающий высокую историческую застройку Вецриги. Стальные тросы – ванты, идущие от пилона влево и вправо, напоминали струны гигантской арфы.

– Это – Вантовый мост, в недавнем прошлом Горьковский, построен в 1981 году, – пояснил я.

– Откуда ты знаешь?

– Прочитал в интернете, – особо не задумываясь, буркнул я. Перед отъездом в Ригу я основательно перелопатил его – надо было досконально изучить город, в котором собирался действовать.

– Интернет? А что это такое?

– Глобальная сеть. Она же – всемирная паутина, – я продолжал сыпать стандартными терминами, известными всякому современному человеку, но окутанными тайной для моего несведущего друга.

– Паутина?.. Какая паутина? – недоуменно вскрикнул Шульц.

– О-о-о! – я закатил глаза, осознавая бесполезность скороспелых объяснений, сказал, как отрезал, – что б ты знал, Шульц, интернет – это новый тип информационного пространства, без которого немыслим нынешний мир. О достоинствах и недостатках интернета подробно расскажу тебе как-нибудь в другой раз.

Тем временем мы стремительно проскочили Даугаву по железнодорожному мосту с высокими металлическими фермами и уже катили в сторону Юрмалы, откуда навстречу пронеслась переполненная электричка, не в пример нашей безлюдной…

Шульц сидел напротив меня и читал развернутую свежую газету «Правда», купленную в киоске «Союзпечать» перед отправлением электрички, ту ее часть, где печатались новости из-за рубежа. Под газетным логотипом с информацией о том, чей это печатный орган, стояла нужная нам дата – «Понедельник 13 августа 1990 года»; на первой полосе публиковался текст указа Горбачева о реабилитации жертв репрессий 1920–1930-х годов, общее количество которых переваливало за 4 миллиона человек (я скользнул глазами по убористому тексту и выхватил оттуда эту страшную цифру), а вот Шульца заинтересовали новости с Ближнего Востока: войска Саддама Хусейна захватили Кувейт, и теперь западная коалиция союзников во главе с США встала на защиту этой небольшой арабской страны, готовясь нанести ответный удар.

Пока Шульц читал новости, я, воспользовавшись паузой в бесконечных разговорах, внимательно изучал своего попутчика. Тот довольно полуулыбался – что он там такое сладкое вычитал? В этот момент я даже загляделся на него – статный, мускулистый, с темными волнистыми вихрами, эффектно выбивавшимися из-под бейсболки, и тонкими чертами лица… Что ни говори, красавец-парень, вот везет же некоторым со внешностью, не в пример иным (это я про себя). Решил сделать ему приятное – по-тихому вытащил из рюкзака «Полароид» и сделал историческое фото: щелкнул его прямо как Ленина на известном всем снимке в Кремле, где он сидит в кресле и читает «Правду». Только никакого Ленина из него не получилось – от вспышки Шульц зажмурился, так я его и снял. Шульц ошалело спросил:

– Ты че это, чувак, творишь? – а потом, разглядев «Полароид», спросил. – Что это у тебя за штуковина?

Судя по его реакции, он впервые в жизни столкнулся с действием моментальной фотосъемки – пришлось объяснить. Шульц был в восторге. Из аппарата медленно выползла пока еще черная фотокарточка, я ее выхватил и стал помахивать, пока не проявился снимок.

– Держи, – сказал я, – на память.

– Что-то я не очень получился! – разочарованно протянул Шульц, уставившись в фотку. – Может, повторишь, чувачок?