Тон Натальи и выражение ее лица показывали, что господин Иванов не вызывает у нее слишком теплых чувств. Этот факт привлек мое внимание, и я решила разузнать об Иванове поподробнее.

После обеда Оля и Аленка куда-то исчезли (как потом выяснилось, обе, улучив свободную минутку, спешили повидаться со своими возлюбленными монтировщиками), и мы с Натальей остались в нашей комнатке одни.

Задав пару вопросов по спектаклю, я во-зобновила разговор об Иванове. Мне хотелось узнать, что он собой представляет, и не мог ли он иметь какого-либо отношения к происшествию, расследованием которого я занималась.

– А вот этот… как вы его назвали? Иванов, кажется, – сказала я, сделав ударение на «а». – Он давно здесь работает?

– В общем, да. Но не особо перенапрягается.

– Да, действительно. По крайней мере, я за все время, что здесь нахожусь, вижу его впервые.

– Ну да. Да и вообще он какой-то… странноватый.

– Да? А в чем это выражается?

– Ну… не знаю. Поговаривают, что он… как это… В общем, мальчиков любит.

– Да ну?! Серьезно?

– Ну да.

– А что, кто-нибудь что-нибудь видел?

– Ну… говорят. Да вот, кстати, Оксанка как-то говорила мне, что видела его в этом клубе. Знаешь, такие специальные клубы, где такие все собираются… нетрадиционные.

– Эх ты! Надо же, как интересно! А сама-то она что в этом клубе делала?

– Она-то? Ну, это как раз неудивительно. Она у нас где только не бывала. Наверное, во всем Тарасове нет ни одного злачного места, где бы она не отметилась.

Вспомнив, под чьим покровительством Оксана находилась, я не особенно удивилась услышанному.

– И вы говорите, что она видела в таком клубе Иванова?

– Да. Сама мне рассказывала. Стоит, говорит, у бара, как и путный, пивко потягивает, а глазки у самого так и бегают. Еще грозилась: «Я, мол, его при случае обязательно поддену». Вообще они почему-то друг друга терпеть не могли. На Оксанку-то мужики в большинстве случаев положительно реагировали, сразу заигрывать начинали, а этот все время волком смотрел. Впрочем, если он действительно… такой, то удивляться нечему. Ну и она соответственно отвечала. Не знаю, может, и впрямь как-нибудь выбрала случай его поддеть, он на нее в последнее время просто смотреть спокойно не мог. Даже заметно было.

– Вот как? Но ведь… не знаю, но я слышала, что среди богемы подобные особенности не считаются большим недостатком. Неужели он из-за этого так на нее сердился?

– Как оно там, среди богемы, не могу тебе сказать, а у нас заведение старомодное, традиции здесь древние, и подобные ново-введения не особенно приветствуются. По крайней мере, я знаю, что Шаров уже лет сто ни одного спектакля Иванову не давал. Кто знает, может Оксанка болтанула где не надо, а он и услышал. Или доложили. Желающие ведь всегда найдутся. Да еще не только то, что слышали, расскажут, еще и от себя присочинят. Сами насочиняют, а скажут, что услышали от кого-то. От Оксанки от той же. Это все вполне возможно.

– То есть не исключена вероятность, что Оксана некоторыми своими замечаниями могла как-то отрицательно повлиять на карьеру Иванова?

Каюсь, вопрос был задан суховато и несколько более официально, чем предполагала доверительная дружеская беседа. Увлекшись собственными мыслями, я ослабила внимание и допустила ошибку.

Наталья тут же заметила это, но, к счастью, не восприняла мой изменившийся тон серьезно. Вероятно, она подумала, что мне пришла фантазия поумничать, и не заподозрила в сказанной мною фразе ничего странного.

– Да уж, не исключена вероятность, – усмехнувшись своей обычной, легкой и немного лукавой усмешкой, ответила она.

Поняв, что если сейчас продолжу задавать вопросы, то могу вызвать ненужные мне подозрения у своей начальницы, которая была отнюдь не глупа, я углубилась в работу.

Хотя и пришлось несколько преждевременно прекратить расспросы, но в целом ситуация была ясна и без них.

Не было никакого сомнения в том, что у меня появился новый подозреваемый. Принимая во внимание то, что театр, в котором работали мы с господином Ивановым, это театр детский, было вполне естественно, что в нем не приветствовались подобные, как выразилась Наталья, нововведения. И совсем необязательно, что Иванову кто-то что-то говорил в глаза и предъявлял какие-то претензии. Похоже, его просто перестали задействовать в оформлении спектаклей, и в конце концов, он просто не выдержит всех этих косых взглядов, которые наверняка уже и сейчас частенько устремлялись на него с разных сторон, напоминая о том, что он получает свой оклад ни за что.

То есть вольно или невольно, Оксана могла стать причиной отстранения Иванова от дел и причиной того, что он в самом скором времени, возможно, вынужден будет искать себе работу. Если уже не ищет. А насколько я могу судить, найти работу подобного рода не так-то просто. Художник-постановщик – это вам не токарь-фрезеровщик. Ажиотажного спроса на таких специалистов нет. К тому же, как я смогла заметить при нашей мимолетной встрече, господин Иванов из комсомольского возраста давно вышел. Нет, что ни говорите, а если причиной всего этого была Оксана, он должен иметь на нее огромнейший зуб. Зубище, я бы сказала.

Похоже, придется внести господина Иванова в список. В основной список. Под номером два.

А вот как мне уточнить, мог ли вытолкнуть Оксану из этого люка номер первый – актер Степан Владимирский, – вот это был вопрос действительно интересный. Для этого как минимум необходимо было узнать точное время, когда все это случилось, а именно об этом-то я и не могла спрашивать в театре, не рискуя вызвать подозрений. Действительно, для чего бы мне, постороннему человеку, могли понадобиться такие чересчур уж точные сведения? Нет, задавать здесь подобный вопрос нельзя ни в коем случае.

Где же я могу его задать? В морге? В больнице?

И тут меня осенило. Да ведь нет ничего проще! И не в морге, и не в больнице, где наверняка никто не ждет с нетерпением, когда же к ним явится частный сыщик Татьяна Иванова и начнет задавать разные интересные вопросы по поводу безвременной кончины Оксаны Ширяевой. Нет, не там. Не там, где никто не захочет давать мне информацию, а там, где готовы ее давать, и не просто готовы, а даже заинтересованы в этом. А именно у моего уважаемого клиента, Владимира Семеновича, или, проще говоря, у Бобы Маленького. Именно у него легко и без лишних проблем смогу я получить интересующие меня сведения.

Не может быть такого, чтобы Боба ни разу не был на могилке своей подружки. Если уж он обеспокоил себя настолько, что заказал дополнительное расследование, то, несомненно, она для него что-то значила. Следовательно, он должен знать, где она похоронена, и даже если сам не бывал там, то наверняка посылал кого-нибудь из «шестерок». Хоть цветы положить. А на могилке, как известно, всегда указывается точная дата смерти. Впрочем, час и минута там, конечно, не указываются, но в данном случае этого и не требуется. Достаточно будет узнать день. Что ж, видимо, пришла пора позвонить великолепному Евгению Сергеевичу и доложить о том, как продвигается расследование.