Шрифт:
Интервал:
Закладка:
27 июня
Назойливая нежность. Да что же в самом деле со мной? Становлюсь мазохисткой. Хочу ненавидеть! Не люблю… Взорвать! Ну и что? Все вранье!!! Прогон Островского.[37] Как жаль, что я не в спектакле. Хороший спектакль, и молодцы ребята.
____________________
Поссорились с З. серьезно. После 12 ночи пришли Т. Лукьянова с друзьями на 2 часа с его разрешения. Наутро не разговаривает. Я извинилась за ночное, но он, удобно для себя, отключил память и через день написал записку — «А дело заключалось в том, чтобы наутро сказать: „Извини!“ На копейку самолюбия».
Позавчера после спектакля «Товарищ, верь!» З. ушел как будто бы к Бурляеву[38] и пришел очень поздно. Вчера весь день его не было дома и не пришел ночью. Использовал ссору. И ведь тоже — сердечные дела. Дай бог ему здоровья.
____________________
Увидеть Шагала.
____________________
Около 1 часа — к Галке Орловой.
28 июня
Весь вечер было плохо. Ненавижу себя, но я люблю!!!
29 июня
До рева — плохо. Вечером поехала к Галке, которой не оказалось на месте. Просидела 2 часа, оставила записку с настоятельной просьбой прийти ко мне.
30 июня
С 9-30 до 10.30 у меня — Галка. Немного успокоилась. Вечером «Послушайте!».[39] Вдруг — человек и на «вы»:
— Здравствуйте.
1 июля
«Час пик» — утром. Грустный Лёнька. Вечером не выдержала, пришла в театр. С Т. Ж.[40] спели «Вальс при свечах». Что ж, может, получится, уже прилично. А с З. П.[41] пели превосходно.
____________________
Неймется мне. Тоска. Дома ничего не греет. Слоняется З. Почему мы не разошлись? Почему он не уходит?
9 июля
Я одна дома. Звонок в дверь. Открываю — Лёня.
— Родная моя, я на секунду. Ты уезжаешь, — куда тебе писать?
— Все равно не напишешь…
— Напишу.
— Как в том году?
— Поклянись, что никому не скажешь, ради твоих и моих будущих детей.
………………………………………………………………………
………………………………………………………………………
— Если бы не ты, я бы повесился. Дома чуть не дошло до развода, крупно наговорили друг другу гадостей. Она все время взвинчена, жалуется, что отощала и совсем старая стала.
— Извини, ей нужен ребенок, — успокоится.
— Нет…
………………………………………………………………………
………………………………………………………………………
— Через 10 минут уйду.
Грустно, но слов нужных нет. Постояли. Какая страшная фраза: «Ради моих будущих детей».
…Как противно затошнило…
Я: — Я мешаю тебе?
Л.: — Это после всего, что я сказал? Ты презираешь меня за трусость?
Я: — Немножко.
………………………………………………………………………
………………………………………………………………………
— Тебе куда писать?
— Не нужно.
— До встречи.
И так просто ушел. Про себя — «прощай» и — «не уходи».
____________________
Бедная Машка. И у ней не так все просто.
Конец сезона. Через 3 дня — Сухуми. Дома приделала занавес из бамбука. Чувствую себя одиноко. Хоть бы З. приезжал, что ли.
Прибежал Лёнька за своими рукописями. Искала — не нашла. Пригласила пройти в комнату, — отказался: спешил куда-то.
____________________
Как я люблю своих друзей! Господи, огради их от бед, от всяческих несчастий. Дай им мир, и пусть им будет уютно в этой жизни. Счастье, что у меня есть настоящие друзья.
13 июля
Я в Павлово-Посаде с мамой и Денисом. Обещала обратно в Москву приехать поздно, но приехала, как в анекдоте, раньше. Дверь в квартиру — настежь. За столом — огромная девица. На столе — бутылка вина, бокалы и коробка конфет
Я: — Журналистка?
Она молчит.
Золотухин: — Нет.
Я: — Кто она?
З.: — Аленушка, ты кто?
Она (пожимает плечами)
Я: — Вы что тут делаете?
(опять плечи)
— Пришли по делу?
З.: — В гости, Я: — Откуда она взялась?
З.: — С телевидения. Вот зашла.
Картина Репина «Не ждали». З. бегал за водкой, оставив ее одну дома. Мама пришла бы в ужас. Как окатило грязью. Стыдно сказать, как я со всем этим разобралась. З. был пьян вдребезги. Раненую амбал-девицу «проводила» до лифта. По-моему, чем-то разбила ей голову.
Золотухина штурмует любовными письмами К.
14 июля. Пятница.
Я в Сухуми с запиской Олега К[42] главврачу с просьбой о моей опеке. От природы русая, сейчас я блондинка. В понедельник отправлюсь на турбазу, а сейчас 3 дня я вынуждена буду ночевать в доме для гостей, что стоит около железнодорожного вокзала. Опекали так, что не знала, как унести ноги. Страшно выйти из дома, замуровала себя: закрыла окна ставнями, выключила телефон, телевизор. Тишина. Кромешная тьма, и только в туалете — солнце. Туалет — огромный, и высоко — окно. Это моя «прогулочная» комната. Ночью читаю молитву: «Защити меня, Господи, силою честного и животворящего своего креста, и сохрани меня от всякого зла».
В понедельник утром вдруг слышу, как кто-то поворачивает ключ в замке. Замерла, про себя в который раз читаю молитву. На улице — жаркое солнце, людская суета, а у меня в доме — мрак, и я во мраке. Жду. Медленно открывается дверь и — услышал меня Господь — входит женщина (уборщица). Увидав вдруг возникшую меня из темноты, — испугалась. Быстро объяснив ей, кто я и почему здесь, оставила записку, не забыв поблагодарить хозяев за три дня «отдыха». И наконец-то, стряхнув с себя трехдневный страх, вышла в мир, к людям. От слепящего солнца заболели глаза. Я знала, что в Сухуми где-то отдыхает моя подруга Лена Виноградова, с которой еще в Москве мы договорились обязательно здесь встретиться, для чего я должна была с турбазы послать ей телеграмму. Значит, в любом случае я еду на почту. И сейчас, сев в автобус, я мечтала: «Вот если бы я вдруг увидела Лену на улице, я бы заорала на весь автобус „Лена-а-а!“» Вдруг меня кто-то хлопает по плечу, поворачиваюсь — моя Ленка! Она тоже по моему поводу ехала на почту. Воображения и слов не хватит, чтоб описать мою радость. Это было как в сказке.