– Он в Лондоне? – спросил Хью.

– Когда он не бывает за границей, то живет в своем доме в Саутуорке.

– Вот как? – удивилась Филиппа.

Хью мог ее понять: эта часть города прискорбно прославилась своими борделями, в лучшем случае маскировавшимися под таверны и бани.

– Все меняется, – сказал он, пожимая плечами, – Теперь там живет немало знати. Это считается шикарным.

– Олдос Юинг любит шик, – кивнул лорд Ричард. – Шелк для своей летней сутаны он заказывает во Флоренции, а шерсть для зимней – в Сицилии.

– В Париже он жил проще, – заметила девушка. – Уже тогда это был тщеславный эгоист и, по слухам, далеко не аскет. Я не принимала Олдоса всерьез, считала его безобидным, просто незрелым.

– Будь он безобидным и по сей день, вам не пришлось бы уезжать из Оксфорда. – Юстициарий допил вино и поставил кубок.

– А что он натворил?

– Это предстоит выяснить вам.

– Он участвует в заговоре?

– Если заговор существует, то, вне всякого сомнения! Он не одобряет шагов короля в отношении церкви. Смерть архиепископа Бекета превратила его в открытого недруга Генриха, он даже осмелился требовать процесса над монархом.

– Он не один требовал этого, – возразил Хью. – Вы же не думаете, что все эти люди – заговорщики?

– Вот вам детали. – Лорд Ричард сцепил пальцы на колене. – Официально Олдос Юинг считается служителем собора Святого Павла, но щедрое пожертвование купило ему полную свободу. Он часто бывает в Париже, при дворе короля Людовика. На Пасху он тоже туда наведался, а когда отбыл, его сестра покинула Пуатье. Простите, я не упомянул о ней…

– Клер Холторп, жена барона Бертрана, фаворитка королевы Элеоноры, – перебила Филиппа. – Мы знакомы. Как-то она призналась мне, что больше года не видела родину и супруга и ничуть по ним не скучает. Здешний климат был ей ненавистен, а люди казались косными моралистами.

– Да, она писала в одном, из писем… – начал юстициарий.

Хью заметил, что по лицу девушки прошла тень при небрежном упоминании о перехвате писем, однако Филиппа промолчала.

– …что из всех известных ей мест больше всего ненавидит Холторп. Последние два года она не покидала Пуатье.

– А ведь я ее помню! – воскликнул Хью. – Брюнетка с очень белой кожей и красивыми, но холодными глазами.

– Мне она всегда казалась мраморной статуей, ожившей, но по-прежнему бездушной, – заметила девушка.

– Я то и дело натыкался на нее по углам, где она шепталась с каким-нибудь кавалером.

– У нее нет недостатка в почитателях, – кивнул лорд Ричард. – Она пишет, что Пуатье – средоточие неги, изящества и легкомыслия и что она скорее лишится обоих глаз, чем покинет этот рай.

– Но ведь покинула же!

– И притом внезапно. Непохоже, чтобы она впала в немилость, скорее наоборот, никогда еще королева не была к ней так благосклонна. Представьте, когда она явилась в Холторп, лорд Бертран ее не узнал, а когда сообразил, кто это, немедленно сбежал из поместья вместе с любовницей и слугами.

– Клер и Олдос выехали в Англию одновременно? – уточнил Хью.

– Она со «свитой», а он – с двумя повозками сундуков и бочек, в окружении дюжины рыцарей из числа вассалов короля Людовика. Что это за груз, никому не известно, но он был оставлен в Холторпе под охраной. Хотелось бы мне знать, что в этих сундуках.

– Разве нельзя устроить досмотр? – спросила Филиппа.

– Там ведь не только французы, но и рыцари лорда Бертрана, которых он не прихватил с собой, сбегая от жены. Нам могут оказать сопротивление, а груз тем временем перепрячут или уничтожат. И что еще важнее, король не хочет первым делать выпад, ведь заговор еще не раскрыт. Требуются неопровержимые доказательства того, что он существует, и добыть их предстоит вам, миледи.

– Для этого мне придется напомнить Олдосу о себе?

– Именно так. – Лорд Ричард сделал вид, что стряхивает с одежды пушинку. – Хорошо бы проникнуть как в его дом, так и в дом леди Клер.

Взгляд Филиппы был таким пристальным, что он, почувствовав его, вынужден был снова поднять на нее глаза.

– И как, по-вашему, мне это удастся?

– Не забывайте, что Олдос Юинг был от вас без ума, – многозначительно напомнил юстициарий. – Настолько, что готов был пожертвовать карьерой. Первое же поощрение вернет его к вашим ногам.

– Поскольку жениться он теперь точно не может, значит, имеется в виду тайный роман, – неумолимо продолжала девушка.

– Я же не прошу вас поступиться своими принципами! – Он поднял кубок, вспомнил, что тот пуст, и раздраженно поставил на стол.

– А знаете, что всего занятнее? Мужчины полагают, что женщина может добиться своего только через постель. Возможно, мне будет достаточно смекалки.

– Мне совершенно все равно, как вы раздобудете доказательства, но позвольте заметить, что доверие тем больше, чем ближе отношения.

– Его сиятельство полагает, – не удержался Хью, – что главное оружие женщины находится вовсе не между ее ушей.

Филиппа бросила на него неприязненный взгляд, а лорд Ричард предостерегающе нахмурился.

– Хочу подчеркнуть, что это жизненно важно для короля. Он будет безмерно щедр в своей благодарности.

– Ну, прекрасно! Я залезу в постель Олдоса Юинга, а король заплатит мне за это. И какова же цена моих раздвинутых ног? Надеюсь, не два пенса, как у обычной потаскухи?

Хью с трудом удержался от смешка при виде того, как вытянулось лицо юстициария.

– Я не хотел оскорбить вас, миледи, – произнес тот сдержанно. – Просто так уж сложилось, что король… все мы в отчаянной ситуации. Вспомните опустошительную войну между Стефаном и Матильдой, тридцать лет полного хаоса! Еще одна гражданская война подкосит страну. Только вы можете отвратить эту угрозу.

Хью замер в ожидании ответа Филиппы. «Не соглашайся!» – мысленно обратился он к ней и почувствовал себя глупо. Грешить на благо государства все же благороднее, чем во имя нелепых принципов. Во всяком случае, этот Олдос Юинг наверняка укладывается в рамки ее предпочтений – в отличие от него, Хью. Когда Филиппа обратила к нему нерешительный взгляд, он отвернулся, вспомнив вчерашний вечер.

– Вы уже знакомы с Олдосом и Клер, – продолжал юстициарий. – Вам не составит труда втереться к ним в доверие и вызвать на откровенность. Сэр Хью говорил, что у вас острый ум…

– Оставьте лесть, милорд! Я к ней невосприимчива.

– А к мольбам? Я готов умолять, потому что больше мне не к кому обратиться за помощью.

– Милорд! Я понимаю, каковы ставки в этой игре, но поймите и меня… я просто не могу… никак!