Грэхем обнял и поцеловал жену. Джоанна тихо засмеялась, что-то шепча ему на ухо. Глядя, как они нежничают, Филиппа смутилась и отвернулась. Она вдруг ощутила себя третьей лишней и поспешно соскочила с ограды.

– Я, пожалуй, пройдусь немного. После двух дней в седле хочется как следует размять ноги.

– Пройдемся вместе, – предложил Грэхем, словно угадав ее мысли.

– Я бы предпочла побыть одна.

– В таком случае приятной прогулки!

Девушка кивнула и пошла через луг по высокой траве, клонившейся под легким ветерком. День догорал, вечерняя свежесть уже ощущалась в напоенном ароматами воздухе. Пастбища перемежались засеянными полями, образуя что-то вроде лоскутного одеяла в буро-зеленых тонах. Справа, в неглубокой долине, виднелись крыши деревни Истингем, еще позолоченные закатным солнцем, впереди раскинулся фруктовый сад, за ним поблескивал пруд с рыбами, а дальше тянулись густые леса.

В душе Филиппа всегда была горожанкой. Поместье в Оксфордшире, семь лет назад полученное в подарок от отца, приносило доход, позволявший покупать дорогие редкие книги, но она никогда не бывала в Линли – на словах потому, что доверяла управляющему, а на деле из-за деревенской скуки.

Однако теперь ее влекли к себе ровные ряды заботливо ухоженных фруктовых деревьев. Здесь ничто не оскорбляло ее врожденной точности и аккуратности. Некоторое время девушка медленно шла меж деревьев, глубоко дыша и слушая по-вечернему приглушенный птичий пересвист, потом это ей наскучило, и она повернула назад. На краю сада она помедлила, глядя на Джоанну и Грэхема, так и сидевших на ограде в полном одиночестве. Ладонь мужа лежала на выпуклом животе жены. Вот он вздрогнул, вероятно, ощутив движение ребенка, и оба они счастливо засмеялись.

Филиппа замерла за деревом, даже дыхание ее пресеклось.

Она могла бы сейчас сидеть рядом с Грэхемом, чувствуя шевеление четвертого ребенка в своем чреве. Если бы он не встретил Джоанну, все пошло бы так, как хотел отец. Вот и хорошо, что встретил! Расторжение помолвки принесло ей облегчение, даже благодарность судьбе, ведь это означало, что она получит не только обещанное поместье, но и шанс продолжить обучение в Оксфорде без такого ярма на шее, как муж и дети. Впереди ее ожидала жизнь, о которой большинство женщин могло разве что мечтать, особенно женщин знатных, чьим уделом были замужество, материнство и долгие годы вышивания шелком у окна. Филиппа ничего не чувствовала к Грэхему Фоксу тогда, в первые дни их знакомства, да и теперь видела в нем разве что друга, однако была вынуждена признаться самой себе, что из него вышел замечательный муж и отец. Судьба улыбнулась Джоанне, когда Грэхем решился пожертвовать всем ради брака с ней.

Не в силах отвести глаз, Филиппа смотрела, как он вновь заключил жену в объятия и на этот раз выпустил не так скоро. Они целовались и целовались, словно не могли насытиться друг другом.

Ну и что же, упрямо думала девушка. Она тоже счастлива, только иначе. Не каждой женщине для счастья достаточно иметь семью, кое-кто нуждается в… большем?

Грэхем и Джоанна не отрывались друг от друга.

– Какой стыд, леди Филиппа! – раздалось сзади.

Филиппа резко обернулась и увидела рядом в тени дерева Хью Уэксфорда. Он выглядел совсем иначе в свободной рубахе поверх узких кожаных штанов и с чистыми, тщательно расчесанными волосами. Несмотря на извечный ранец через плечо и флягу у пояса, без своего экзотического оружия он казался другим человеком. И не только поэтому…

– Нельзя вот так подкрадываться к людям!

– Конечно, но как иначе узнать их секреты? – Хью сбросил ранец на землю и откупорил флягу. – А вот от вас я такого не ожидал.

– Кто бы говорил!

– Я шпионю только на благо короля и отечества.

– Скорее на благо своего кошелька!

Хью сделал шаг, ступив в полосу солнечного света. Яркий блик кольнул глаза, отразившись от серьги. С преувеличенно тяжким вздохом он встряхнул флягу.

– А я-то хотел предложить вам глоток вина!

За два дня пути Филиппа так часто качала головой в ответ на подобное предложение, что чуть было, не отказалась чисто по привычке. Спохватившись, она протянула руку за флягой. Хью поднял бровь, демонстрируя насмешливое удивление. Пока она пила, он не сводил взгляда с ее горла. Это нервировало. Опустив флягу, Филиппа вдруг сообразила, что еще изменилось во внешности Хью, и в свою очередь уставилась на него.

– Вы побрились!

– Нельзя же явиться в Вестминстер с бородой, как у последнего мусорщика.

Девушка едва удержалась от улыбки, вообразив себе надменного Хью Уэксфорда выгребающим из углов дохлых крыс.

– И где же вы избавились от своей щетины? У лесной речки?

– Солдат быстро учится бриться в любых условиях – как, впрочем, и спать. – Взгляд Хью переместился на Джоанну и Грэхема. – Это верно, что вы ни во что не ставите брачные узы?

– С чего вы взяли? – опешила девушка.

– Кое-кто в Оксфорде рассказал мне немного о вас. Так это верно?

– Не совсем. Теоретически я не против брака, но на практике он душит свободомыслие и пресекает карьеру. Священнослужители, например…

– Вы к ним не относитесь.

– Только потому, что я женщина. Каждый школяр рано или поздно принимает сан. Будь я мужчиной, давно носила бы тонзуру.

– А почему вы не носите вуаль?

Филиппа, только что вновь набравшая в рот вина, поперхнулась.

– Потому что я не намерена менять ее потом на монашеский плат! Просто мне кажется, что брак несовместим с наукой.

– И с любовью. В это вы должны верить тоже, раз вам по душе идея куртуазной любви.

– Да, я нахожу эту идею занятной.

– Скажите, Амур уже поражал вас своей стрелой? Кажется, именно так изъясняются в Пуатье? Ваше сердце изнемогало от любви, вы склонялись перед ее всемогущей силой и прочее, и прочее!

– Ничего подобного! – возмутилась она. – Просто куртуазная любовь меня… интригует!

– Ну и ну! Вот уж не ожидал, что вы так сентиментальны.

– Я сентиментальна? Я? – Филиппа почувствовала, что краснеет.

– Вот именно, вопреки всему вашему глубокомыслию. А я все гадал, с чего это вы так носитесь с этой дурацкой идеей!

– Не думаю, чтобы вы слышали про Элоизу. Примерно полвека назад она была возлюбленной французского философа Абеляра. Она была во всем ему под стать.

– Ну, разумеется! – хмыкнул Хью, снова отходя под дерево.

– Еще девочкой я восхищалась Элоизой. Как и меня, ее воспитал дядя, каноник собора Парижской Богоматери. Помните, как вы потешались над духовным союзом мужчины и женщины? Однако Элоиза и Абеляр создали такой союз, хотя, как клирик, он должен был блюсти обет целомудрия.