глаза в шесть утра. Волнение перед событиями сегодняшнего дня не дают мне спать. Фигово, быстро вымотаюсь сегодня.

Мама, как оказалось, тоже не спит. Пьёт кофе и с кем-то переписывается.

— Доброе утро, — зеваю. — Можно мне тоже кофе?

— Хочешь кофе — налей себе, — отвечает мама равнодушно.

— Мы с кофемашиной не дружим, она всегда ломается, когда делает мне кофе, — жалуюсь.

Совершаю необходимые манипуляции и подставляю чашку. Течет чахлый ручеек, а потом прекращается. Чашка наполнена на 1/3. Класс. Шлепаю по заразе ладонью, и мама подпрыгивает.

— Эля!

— Говорю, же она меня недолюбливает.

Меня вообще все недолюбливают. Вот что со мной не так? Характер скверный, говорила мама. Ну, подумаешь характер. Зато грудь есть, третьего размера. Хотя, бытовой технике плевать, какого размера у меня сисяндры.

Боже, что за загоны с утра?? Всё из-за гадской кофемашины. Нахожу растворимый кофе и навожу себе бодрящий напиток. К кофе у нас булочки. Отлично, для моей оплывшей фигуры — самое то. Пью голый, без ничего.

— Поешь обязательно, — велит мама, отвлекаясь от телефона. — А то в обморок в загсе упадешь.

— Это ты себе говоришь?

— Тебе!

— Невеста у нас ты, так что сама завтракай. А у меня диета.

— Какая еще диета? Ты весишь всего 53 килограмма.

— 55 уже, — поправляю мрачно.

— И что?

— Я жирная.

— Эль, глупости не говори, — снисходительно улыбается мама мне как дурочке.

— Змеевский меня сарделькой называет, — жалуюсь зачем-то. Понимаю, что всё это детские обиды. Мой брат Савва и похлеще меня называл, а я его…

— Он просто шутит. Подтрунивает над тобой.

— Ой, не верю.

— Так, быстро позавтракала!

Тянусь к зеленому яблоку и хрущу им:

— Вот мой завтрак.

Мама подвигает ко мне тарелку с булками:

— Ешь, они диетические, из отрубей.

— Прелестно, — ворчу. — Хорошо, что не из комбикорма.

— Сейчас девочки приедут, будут красоту наводить нам.

Кусаю булку, на вкус нормальная. Съедаю две штуки — всё теперь обморок мне не грозит.

А потом приходят девочки с чемоданами косметоса и начинают над нами колдовать.

* * *

Артем

— Доброе утро, папа.

С какого-то хера мой будильник прозвонил сегодня в 6 утра. В субботу я обычно сплю до часу, но, видимо, не в этот раз.

— Доброе, сын.

Перед ним стоит заварочный чайник и гора домашнего печенья. Хватаю одну печенюшку и пока делаю кофе, съедаю ее. Галина Тимофеевна, наша домработница, вообще золото. Шесть утра, а на столе уже печеньки лежат. Ночью что ли пекла?

— Это я тебе поставил будильник.

— И как ты влез в телефон? — ворчу. — Там пароль стоит.

— По отпечатку пальца.

Прикольно! Фазер имеет доступ к моему аппарату. Почищу сегодня все левые отпечатки.

— Твоему, — добавляет он.

— Па, ну это как-то некрасиво, — морщусь. — Я сплю, а ты моими пальцами снимаешь блок. Как будто я труп.

— Ты и дрых как труп. Опять пил? — строго.

— Нет, когда бы? Дома же вчера был.

— Смотри мне, чтоб сегодня…

— Да знаю-знаю, — перебиваю и страдальчески закатываю глаза, — не пить, не курить, не материться. Понял, не дурак. Дурак бы был, не понял.

— Вот и хорошо, что понял. Закинь что-нибудь в желудок, кроме печенья. Галина Тимофеевна там жульен приготовила.

— Грибочки с утра, мм.

— Какие еще грибочки? — хмурится.

— Шампиньоны, наверное. В жульене.

Один раз он поймал меня с другими грибочками, и теперь у него дёргается глаз, когда я произношу это слово.

— И никаких грибов на торжестве, — цедит сквозь зубы.

— Хватит уже меня нравоучать.

— Артем, ты далеко не подарок. И многое я терплю, спускаю тебе с рук из-за большой любви. Но имей в виду, если ты будешь плохо обращаться с моей женой или её дочкой, я этого так не оставлю.

— Выставишь из дома? — спрашиваю обрадовано.

— Нет. В армию отправлю.

Ого! А ведь он был категорически против армейки до сегодняшнего дня. Похоже на то, что раз у папеньки теперь новая семейка, он подумывает о том, чтобы избавиться от нерадивого сынка.

— Завтракай и иди одеваться. Поедешь вместе с нами на лимузине.

* * *

Эля

Мой сегодняшний макияж значительно отличается от того макияжа, который я сделала себе на вечеринку. Я не яркая, не вульгарная, а в нюдовых тонах. Воздушная, как зефирка. И волосы красиво уложены.

Мама так вообще королева на коронации. Повезло Камоевичу, такую даму себе отхватил. Пусть и не совсем честными способами. Главное, что она выглядит счастливо, а глаза не потухшие. Слишком много лет они (глаза) у неё были такими. А сейчас в них есть искринки, пусть маленькие, едва заметные, но есть.

Вперёд — в новую жизнь. В люксовых туфлях и роскошных платьях в стиле ампер. Она — в белом, я в «брызгах шампанского». Невеста и её подружка — да и только. Жаль, что женишок у нас такой старый.

Змеевские приехали за нами на белом лимузине. На крыше — два лебедя и золотые сердца. Красивое.

В нашей квартире ходят и суетятся люди. Тоня, и еще какие-то мамины подруги и их други. Камоевич заходит в квартиру и вручает маме охренительно огромный букет цветов. Тоня еле запихивает его в ведро с водой.

Следом заходит какой-то парень с обложки журнала. Смокинг, рубашка, бабочка и причесочка. Змеевский младший выглядит так, будто собрался жениться сам. Хорош, жук такой!

Он смотрит на меня, я на него. Молчим. Даже звуки суеты и разговоров становятся приглушеннее.

— Отлично выглядишь, котлетка, — первым нарушает молчание.

— А почему котлетка? — спрашиваю дрогнувшим от волнения голосом. — Тефтелька вроде ж была.

— Забыл, ошалев от твоей красоты.

— Мм, понятно.

Спускаемся вниз, грузимся в машины. Мы — в красивучий лимузин, гости — в свадебный кортеж, состоящий сплошь из иномарок. Камоевич сжимает мамину руку и открыто любуется ею. Змей смотрит в окно, а я хочу, чтоб любовался мною. Козлище. Ну и ладно.

Приезжаем в загс. У меня такое чувство, что я собралась реветь на регистрации. Не, не, не. Только не при Змее, он же потом меня будет подкалывать. Не хочу давать ему новые поводы.

Возле ступеней Артем приглашает взять его под руку. Несколько секунд раздумываю, а