– Ты что, обалдела? – спросил он меня. – Куда…

Я приложила палец к губам.

– Тс-с-с! – прошипела я. – Сделай веселое лицо, и линяем в темпе «аллегро виваче», если ты не хочешь вляпаться в пренеприятную историю.

– ?!

Его глаза выглядели огромными и круглыми блюдцами на возмущенном лице.

– Что ты…

На объяснения у меня не было времени. И не было особенного желания сейчас быть замеченной. В собравшейся вокруг тела толпе мне сразу бросилась в глаза внушительная фигура Ирины Тимофеевны.

Она стояла, прижав к груди руки, с застывшим от ужаса лицом, и смотрела вниз.

Слава богу, мне удалось пробраться вдоль стены и вытащить за собой непокорного Аристова.

Оказавшись на проспекте, я с облегчением выдохнула:

– Ну, все… Пронесло, кажется!

– Сашка, да объясни же наконец! – подал голос Аристов.

– Понимаешь, Сережа, похоже, нашего с тобой знакомого Николая Васильевича только что убили. И нам надо было срочно убираться подальше от любопытных глаз, – ответила я.

Он ждал продолжения, ошарашенный этим известием, но я пока сама находилась в полнейшем неведении.

Мимо нас промчалась милицейская машина, и я им немного позавидовала – сейчас мне больше всего на свете хотелось узнать, что же произошло во дворе дома, где только что убили Николая Васильевича Барышникова?

Никогда мать Пенса не даст согласия на наш брак, и будет права! Разве приличный мужчина может жениться на девушке, которая притягивает убийства, как магнит? Разве он сможет спокойно уснуть рядом с юным созданием, чья жизнь усыпана не розами, а трупами?

Так горестно размышляла я, двигаясь к своему дому, почти забыв про своего спутника, старательно сопящего за моей спиной.

– Значит, теперь мы ничего не узнаем о Марине? – робко спросил он.

– Почему? – удивилась я. – Наоборот… Сам подумай, ведь его именно она и могла бы убить, потому что…

Я не договорила. Фантазия тут же развернула передо мной страшную картину.

Барышников соблазняет несчастную Марину, причем в извращенной форме. Как это делается, я себе не представляю, просто у Ванцова это часто мелькает в протоколах. Догадываюсь, что это ужасно неприятно, и поэтому именно так все и происходило! Значит, Николай Васильевич, с отвратительной физиономией, с похотливой улыбкой, извращается над бедной Мариной, та, не в состоянии смириться с позором, обрушившимся на нее, исчезает, чтобы зализать раны. Но совершенное против нее злодеяние не дает ей спокойно уснуть.

Она бродит в ночной рубашке по саду, смотрит на луну, а перед ее мысленным взором все еще стоит лицо обидчика.

И тогда она решается.

Утром, прижав к груди фамильный пистолет…

«С глушителем», – усмехнулась я.

Выстрела-то слышно не было! И вообще какая-то загадочная история получилась с этим выстрелом… Надо было мне спуститься вместе с убиенным…

И ты тоже оказалась бы убиенной, напомнил мне холодно внутренний голос. Тогда уж точно Пенсу не разрешили бы на тебе жениться!

Вряд ли он и сам бы этого захотел, огрызнулась я.

Внутренний голос немного помолчал, явно обдумывая, как бы меня уколоть побольнее, и выдал омерзительное замечание: он не уверен, что Пенс и сейчас горит желанием соединиться со мной узами брака.

Это было уже слишком!

– Подсказал бы, что там случилось, – зло пробурчала я вслух. – Все лучше, чем нести ахинею!

Сережка отшатнулся и в испуге вытаращился на меня, почти беззвучно просипев:

– Я? Откуда я могу знать?

Кажется, в отличие от меня, насильственная смерть работодателя произвела на него ошеломляющее впечатление.

Ну да, вспомнила я. Он же не частный сыщик, для него это в диковинку… Бывают же на свете счастливые граждане, чьи девственно чистые умы не тронула суровая реальность!

– Это я со своим внутренним голосом ругаюсь, – беспечно пояснила я, улыбаясь.

Он отчего-то еще больше испугался, отшатнувшись от меня еще дальше, на безопасное расстояние, и осторожно поинтересовался:

– И часто ты с ним ругаешься?

– Раз по сто на дню, – призналась я. – У него, знаешь ли, такой мерзкий и склочный характер…

Кажется, я его окончательно испугала, потому что он остановился и смотрел на меня с загадочной жалостью.

– Саша, – наконец сказал он. – Мне кажется, тебе надо сменить род деятельности. Неизвестно, куда это может завести твою… э-э… психику.

Я окинула его взглядом с ног до головы и, когда смысл фразы дошел до меня, не нашла ничего лучше, как расхохотаться, чем довершила полученное им впечатление.

Если учесть, что мой смех Лариков частенько называет «безумным», то думаю, он произвел на беднягу Аристова просто ошеломительный эффект. Тем более что я вдруг резко остановилась и сказала:

– Знаешь, я передумала. До моего дома тащиться долго, и я рискую совсем тебя напугать… Вдруг тебе в голову придет нездоровая идея по дороге упечь меня в психушку! К тому же я так сейчас обескуражена, что лучше уж свалю все это на моего босса! Он обитает неподалеку, поэтому пойдем к нему!

По глазам Сережки я поняла, что он успокоился. Правда, он явно хотел спросить, как у Ларикова с душевным здоровьем, но я не спешила его расстраивать.

Пусть думает, что Андрей Петрович человек солидный, без моих приколов…

Потом, в сравнении с ним, я начну казаться Аристову воплощением здравомыслия!

* * *

Лариков в сердцах швырнул трубку.

Где эта Саша мотается?

Лиза смотрела на него – о нет! Внутрь его… Ее взор проникал в самую его душу, заставляя Ларикова сладко трепетать, открываясь навстречу этим восхитительным синим глазам!

– Ее нет, – вздохнул он. – Но это ничего! Сейчас мы поедем ко мне и позвоним оттуда.

Она усмехнулась.

– В принципе, можно обойтись и без нее, – проговорила она.

Лариков нахмурился. Честно говоря, он не мог обойтись без Саши. Поскольку, хотя и отмечал неоднократно некоторую неорганизованность и бестолковость, свойственные ее поэтической натуре, он отдавал себе отчет в том, что Сашкина интуиция развита куда сильнее, чем его.

– Не могу, – развел он руками. – У моей Сашки есть дар, который ничем не заменишь. Она умеет «выбирать скакуна». То есть угадывать, чем начинен человек. Определять его истинные качества!

– О, вы знаете Сэлинджера? – удивленно округлила свои прекрасные глаза несравненная Лиза.

– Опять же не я, – признался Лариков. – Опять она.