Только став верующей, прикоснувшись к безднам человеческой греховности, стала я понимать, что выворачивает наружу послеоперационный психоз. И что, бывает, лежит в нас, «нормальных», ожидая своего часа.

Психоз – не тема для стихов. Извините меня, темы возвышенные.

* * *

11

Квартира прекрасно отделана, дорогая мебель, зеркала, огромный телевизор. Полы затянуты дорогим паласом.

Мамаша молодая, растрепанная, в квартире, извините, бардак. Как будто специально разбросаны кругом всевозможные вещи. Тут же на столе – засохшая, грязная посуда.

Ребенок двух лет, вся кожа в сухих бляшках, сопли – размазаны по щекам. Кашель сухой, навязчивый. Это мой постоянный пациент. Смотрю горло. Язык красного цвета – от чупа-чупса. Этот малыш – аллергик.

В вазе – опять апельсины! Много раз уже разговаривала и убеждала мать, целые лекции читала.

1) Яйцо, рыба, шоколад, цитрусовые, малина, клубника. Все овощи и фрукты красного и желтого цвета. Затем – молоко и молочные продукты. Пух, перо, ковры, кошки, рыбки, собаки, морские свинки.

2) Консультация аллерголога, кожные пробы. Экссудативный диатез, атопический дерматит, обструктивный бронхит, бронхиальная астма.

Если не убрать первого, будет второе, по порядку возрастания или вместе. И почти не бывает исключений.

У нас в вазе – апельсины, в комнате – аквариум и ковры, а мы пьем кларитин, а потом уже и ингалятор нам нужен в лошадиной дозе.

Плачет по нас не только причина духовная, плачет по нас и примыкающая к ней причина материальная. Вот она, смотрит на меня – неумение, нежелание ограничить себя в своих желаниях, а иногда и просто прихотях.

Ведь вместе с ребенком и маме, и папе придется ограничить себя – а не желают! Все, что угодно, купят: дорогие таблетки – но не диета! Не ковры! Не ограничение!

За два года моей работы из множества детей аллергиков, только одного вытянули родители без лекарств, соблюдая вышеизложенные правила. У него был страшный, сплошной, мокнущий дерматит и постоянный, незатихающий кашель. Вызывали меня каждую неделю по два раза. Потом перестали, и вызвали как-то месяца через четыре. Ребенок стал практически чистым. В пустой комнате, с паркетными полами, с полным отсутствием мягких игрушек, на специальных матрацах и подушках. На полной противоаллергенной диете.

– Мы тоже на диете, доктор! – сказал молодой, симпатичный папаша. – Мы ему эту аллергию передали с генами и теперь решили вместе выздоравливать. Мы уже начали диету расширять, уже едим немного творога, вроде, пока ничего, не высыпает.

Маленький аскет прекрасно себя чувствовал. Что будет с тобой дальше, маленький аскет? Я надеюсь, что мужество твоих родителей будет вознаграждено. Твоя иммунная система придет к норме.

И ты впитаешь, вместе с твоей овсяной кашей на воде, всю силу и мощь добровольного отказа, всю красоту аскетизма и всю чистоту любви твоих родителей. Ты впитаешь всю мудрость Божьей воли, дающей человеку испытания – по силе его.

И с этим познаешь свою, человеческую силу.

А пока я вновь читаю свою лекцию, вновь назначаю кларитин, спазмолитики, вновь пугаю бронхиальной астмой. А что пугать – вот она, рядом.

Посоветовать бы мамаше этой – для начала просто в квартире убрать.

12

В комнате темно, сумрачно, застойный запах табака. Мать – лет сорока – сорока пяти, голос сиплый, кашляет сама достаточно красноречиво – чуть-чуть больше, чем на обычный бронхит курильщика.

Девочка лет двенадцати, бледная, серая, под глазами круги. Тоже бронхит, после нелеченной простуды. Температура – тридцать восемь. Скорее всего, пневмонии нет, надо попробовать просто хорошо полечить.

– Как у вас табаком пахнет! Надо проветрить, что ли.

– Да, доктор, я курю, и много курю. Бросить не могу, пыталась уже не раз, но не могу. С мужем пока разводилась, пока скандалы шли, пока ругались – привыкла так, что вообще изо рта сигарету выпустить не могу. И дочка переживает, стала все время болеть.

Не брошу я в нее камень. Пусть бросит тот, кто не грешен.

На свете историй, типа «как я бросал курить», существует не меньше, чем историй типа: «как у меня болел зуб». Вот еще одна, моя.

Я курила больше двадцати лет. Сначала – бросать даже не пыталась. Потом – стал добивать кашель, и стала я пробовать бросить. Один раз даже продержалась месяц. Всего было четыре попытки.

Четвертая попытка произошла, когда я уже была верующей, когда уже понимала, что курение – не просто привычка, а некий символ моего порабощения. Тот случай, когда ты раб, но не Божий. Вроде бы понимаю, вроде бы молюсь, но… Я продержалась две недели, причем в жутких муках, напоминающих ломку. Болели кости, особенно выбаливали челюсти, зубы. И через две недели моя дрожащая рука снова потянулась к сигарете.

Прошло еще около года. Однажды, в конце исповеди, уже после того, как священник прочел надо мной разрешительную молитву, я вернулась к нему и как бы выпалила:

– Батюшка, я никак бросить курить не могу!

Стыдно мне было это произносить. Иногда легче десять раз сказать: «жадность», чем сказать: «я у Петрова вчера рубль украл». Вот что-то наподобие и со мной было – на исповеди никак раньше сказать этого не могла.

Священник ответил мне неожиданно мягко:

– Ничего, милая, бросишь! – ответил он мне.

Я жила по-прежнему еще около месяца, и курила, и не чувствовала никаких перемен.

Накануне происшедшего, в пятницу, я читала лекцию детям десятого класса – как раз о вреде курения, о наркомании, о СПИДе. Рисую на доске схему и ловлю себя на отчетливой мысли: «Да, я курю, но какое счастье, что уж наркотики – никогда больше меня не коснутся!»

А в воскресенье – собираюсь в церковь. Нагнулась, чтобы застегнуть пряжку на туфле – и чуть не упала от пронзительной боли в животе. Опять – «Скорая», опять приемное отделение, сутки мучительных болей – и снова операция. На этот раз киста яичника, перекрученная на ножке, причем большая, почти с голову новорожденного ребенка, как потом рассказали мне. И никто раньше ничего подобного у меня не находил.