Джорджии пришлось сделать над собой усилие, чтобы не кивнуть в знак согласия с тетей. Вернувшись из Парижа домой, девушка не могла не заметить, что маленький домик в Девоне, где прошло ее детство, начал терять свою привлекательность.

– Возможно. Но я художница, мне нужно пространство и свет. Ферма в два раза больше этого дома, а если бы мы переехали в Лондон, то не смогли бы позволить себе даже гараж, не говоря уже о студии с гончарным кругом. К тому же Джеймс хотел бы, чтобы мы оставались там.

– Джеймс хотел бы, чтобы тебе было удобно и не приходилось питаться гусиным жиром, чтобы защититься от переохлаждения.

При упоминании об отце Джорджию захлестнули эмоции. Он умер, когда ей было всего четыре года, погиб на войне – поверенный по делам торговли, он был отправлен на фронт и убит в окопе в Нормандии. У самой Джорджии сохранились о нем смутные воспоминания, но Эстелла сделала все, чтобы его присутствие ощущалось на ферме в каждом из ее уголков. Одежда отца, в которой он рыбачил, так и висела в коридоре, его фотографии были расставлены по всему дому, книги и бумаги лежали в его кабинете там же, где он их оставил.

В комнату вошла миссис Брайант и поставила в центре столика белый фаянсовый чайничек.

– Сибил, я хочу сказать, что мы бесконечно благодарны тебе за помощь Джорджии.

Девушка едва не фыркнула. Когда у Эстеллы впервые появилась идея о том, чтобы устроить сезон для своей дочери, Джорджия с радостью обнаружила, что это разрешено далеко не всем. Дебютантку должна была представить ко двору дама, которая сама когда-то была дебютанткой, и, согласно традиции, чаще всего это делала мать. Но Эстелла узнала, что существовали способы обойти это правило, а поскольку Сибил в тридцатые годы была дебютанткой – и фотография ее первого выхода в свет была выставлена на всеобщее обозрение на новом лакированном комоде, – было решено, что Джорджию представит тетушка. Узнав об этом, девушка почти на неделю погрузилась в депрессию.

– Не стоит благодарности, – неубедительно откликнулась Сибил. – Однако должна сказать, что ты, Джорджия, слишком уж затянула с приездом в Лондон.

– Я знаю. Поезд шел очень медленно, – ответила девушка, отпивая апельсиновый сок из бокала.

– Я не об этом, – уже резче сказала Сибил. – Тебе ведь известно, что дебютантки собрались в Лондоне с января, а некоторые матери приехали еще до наступления Рождества. Уже состоялись ленчи, званые обеды, всевозможные вечеринки, на которых все познакомились друг с другом. Приглашения на главные события сезона были разосланы еще до твоего прибытия.

– У меня было много дел, – беззаботно произнесла Эстелла, совершенно не обращая внимания на сказанное. – Во-первых, очень важный заказ. Граф Тартингтон заказал портрет своей жены в полный рост, а поскольку она не может стоять неподвижно, на него ушла целая вечность. К тому же Джорджия всего неделю назад вернулась из Парижа.

– Я думала, что занятия у мадам Дидье заканчиваются в феврале.

– Так и есть, – угрюмо буркнула Джорджия.

– Так почему же ты вернулась в Англию только сейчас?

«Вам повезло, что я вообще сюда вернулась», – подумала Джорджия, залпом допивая сок.

– Зато теперь мы сможем наверстать упущенное, – жизнерадостно произнесла Эстелла.

– Нет, если о вас никто не узнает. Мне известно, что вы не подписались на общий портрет ни для «Куин», ни для «Татлера».

– Мама собирается меня нарисовать. – Джорджия впервые встала на сторону матери.

Эстелла погладила дочь по волосам.

– Я думаю, что портрет маслом получится потрясающий. Но мы упускаем время, верно? Хоть это и не так уж важно.

– Это исключительно важно. На портретах будут изображены девочки, на которых нужно равняться. – Сибил покачала головой. – Вы совершенно не подготовлены к сезону, вы обе. Через неделю состоится представление во дворце, а вы еще ни с кем не познакомились. Это не шутки. Если мне придется представлять Джорджию при дворе, мы обязаны подойти к этому серьезно. – В ней проявилась суровость, которой не обладали даже самые строгие монашки в католической школе, где училась Джорджия.

– Вообще-то я запланировала завтрак а-ля фуршет накануне представления, – попыталась оправдаться Эстелла.

– Что ж, для начала неплохо. Кто приглашен?

Джорджия протараторила имена пяти девочек, которые обещали прийти. Четыре из них вместе с ней обучались в пансионе для благородных девиц. И только одна действительно нравилась Джорджии – это была дочь тех людей, благодаря которым картины Эстеллы увидели свет, а точнее, дочь торговца из Сити, на которого работала Эстелла.

– Не уверена, что эти имена мне знакомы, – холодно сказала Сибил. – Может быть, я приглашу нескольких друзей, чтобы обеспечить вам поддержку? Надеюсь, хотя бы ваши наряды уже готовы.

Они услышали щелчок входной двери, за которым последовали шаги и голоса, и лицо тетушки Сибил смягчилось.

– Ах, это Кларисса. Как раз вовремя.

Джорджия поднялась и обняла свою кузину.

– Как дела, Джорджи? – спросила Кларисса. – Ты подстригла волосы и стала настоящей парижанкой.

– А ты выглядишь просто потрясающе! – Джорджия улыбнулась, восхищаясь темно-синей юбкой-карандашом и бирюзовым свитером кузины.

– О, я теперь работаю в «Вог». Я всего лишь секретарь, и все же мне нужно следить за тем, как я выгляжу.

– Кларисса, ты нашла список дел, который мы составляли к твоему сезону?

– Да. И несколько недель назад послала Эстелле копию.

Джорджия повернулась к матери, которая явно ничего не понимала.

– Там, где мы живем, на почту не следует полагаться.

– Кажется, у меня сохранился черновик, – пришла ей на помощь Кларисса. – Сейчас я найду его для вас.

Через несколько минут она вернулась и протянула матери листок бледно-голубой бумаги. Сибил начала читать вслух:

– «Платья для коктейля – четыре. Вечерние платья – шесть: три темных, два светлых, одно белое для бала королевы Шарлотты. Платье для дворца – бледно-голубой шелк. Костюмы для скачек – два. Обувь – семь пар. Перчатки – разные. Чулки – две дюжины. Вечерние шали – две, предпочтителен кашемир. Строгий костюм – один. Дамские сумочки – шесть. Шляпы – четыре». Замечу, что мы не записали нижнее белье, корсеты и парфюм. Знаю, этого никто не увидит, но я всегда считала, что нижнее белье очень важно для того, чтобы девушка чувствовала себя особенной.

Тетушка подняла глаза от списка и уставилась на Джорджию.

– Надеюсь, хотя бы этим вы с мамой запаслись.

Джорджия едва заметно ухмыльнулась, вспоминая содержимое своего чемодана. Он был наполовину заполнен ее французской одеждой – джинсами, бретонскими топами, черными джемперами с воротниками «поло». Еще там были пара бриджей для верховой езды и несколько старых кашемировых свитеров, принадлежавших еще ее отцу, – тех свитеров, что смогли пережить нападение моли. Джорджия припомнила еще несколько шаровар и деревенское платье, которое мама сохранила с тех пор, как жила в Провансе, а также несколько домашних платьев, которые они нашли в магазинчике Армии Спасения в Тотнесе. К одному из них прилагались рукавицы-прихватки. Но ничего хотя бы приблизительно такого же дорогого и красивого, как костюм для скачек или коктейльное платье, там не было.