каких-то вертящихся дисков. Они очень удобны на коротких расстояниях, потому что поднимаются прямо вверх, управляются несколькими кнопками и садятся легко, как мухи. Если они будут введены на Земле, то вряд ли кто-нибудь посмотрит в сторону мотоцикла или автомобиля, разве что в музее. Над городами и селами будут летать тарелки с нарядными женщинами, мужчинами и детьми. Пассажирам не придется дышать бензином, их не будет припудривать дорожной пылью. Всем станет легко и весело. Женщины будут говорить:

— Ах как приятно на высоте в тысячу метров. Завтра же пригласим тетю!

На что мужчины будут отвечать:

— Ну вот еще! Это не рейсовый автобус! Пусть тетя сама покупает себе тарелку! Каждый должен летать в своей тарелке…

А дети, не зная, чью сторону принять, будут кричать «ура!», пока не полопаются барабанные перепонки у родителей.

Я, Хлея и Крум совершили такую прогулку сразу же после обеда. Проверили, как поживает «Искор-1». Остались очень довольны и прогулкой, и состоянием нашего корабля. Марсиане основательно почистили его от космической пыли и поставили в маленький ангар, чтобы его случайно не трахнул какой-нибудь метеорит и не испортил бы ему фигуру. На Земле гостям редко оказывают подобные услуги. Если, например, приедешь куда-нибудь на мотоцикле, то наверняка найдутся любознательные, которые первым делом открутят фару или проколют шину. На что-либо другое у них времени не остается.

После прогулки мы, взбодренные и веселые, прибыли на громадный крытый стадион.

— Идеально сработано! — воскликнул Крум. — Трибуны вмещают не меньше ста тысяч болельщиков!

— Прибавь еще столько же, — с гордостью уточнила Хлея. — Правда, стадион никогда не бывает полным. Даже когда проводим общепланетные слеты, все же остаются пустые скамейки для болельщиков. Население Марса немногочисленно — не то что земное.

На этом стадионе было все, о чем только могут мечтать спортсмены. Не было лишь душевых, но это еще больше мне понравилось, потому что сам я не любил мыться. Душевые заменены особыми кабинами. Входите себе в них, смотрите в окошечко, а тем временем очистительная установка незаметно удаляет с одежды и кожи вашей все молекулы пота и пыли. И для здоровья хорошо, и не чувствуете себя мокрой курицей.

В это время как раз проводились разные игры марсианских юношей и девушек. Мне было трудно отличать одних от других, так как волос у них не было, к тому же все были одеты одинаково — в особые спортивные костюмы, похожие на комбинезоны. Одна из игр была нам совершенно незнакома: состязание по стоянию на одной ноге и декламированию длинных стихотворений. Честно говоря, могу простоять на одной ноге трое суток, но декламировать при этом стихи — ффу! Не для того же у меня мозг, чтобы его истощать! Вряд ли такую комбинацию может выдержать кто-либо из нашего класса. Подружки Дочка и Стефка, например, знают по десять тысяч стихотворений каждая, но при этом на одной ноге любая из них выстоит самое большее десяток секунд.

Другие игры, однако, были совсем как земные: баскетбол, волейбол, теннис, городки. Я не увидел только футболистов, поэтому обратился к Хлее:

— Они что, в другое время тренируются?

— Прости, кто?

— Футболисты.

— Не знаю такого слова.

— А слово «футбол»?

— Тоже.

И Хлея, и все марсиане упали в моих глазах по меньшей мере на пятьдесят сантиметров.

Крум попытался их оправдать:

— У них не было англичан — вот и некому было изобрести такую игру.

Естественно, мой вежливый друг нисколько не убедил меня. Не беда, если мы не знаем, что такое метеор или безвоздушное пространство, потому что вряд ли это нам когда-нибудь понадобится, а вот не знать, что такое футбол, пенальти, угловой, мазила, — это непростительно для современного интеллигентного человека, особенно в таком молодом возрасте.

— Какое упущение! — возмутился я, обращаясь к Хлее. — Если бы вы играли в эту игру, ваш стадион был бы переполнен, потому что все болельщики Вселенной стремились бы попасть сюда. Футбол надо срочно вводить на Марсе, иначе вы потеряете уважение всего мужского космического населения, в том числе и нашего пионерского отряда!

Высказав эти назидательные слова, я продолжил осмотр стадиона. Меня привлекли секторы для легкой атлетики, а более всего — яма для прыжков. Хорошая яма с хорошим песком — не могу покривить душой. Так и хочется кувыркнуться в ней.

— Это ценное сооружение! — сказал я.

Хлея, повесившая было нос после моих замечаний, приободрилась.

— Рада, что тебе нравится, — улыбнулась она, и ее белые-зубки блеснули. — Слышала, что ты легкоатлет международного класса. Не покажешь ли свое умение?

— Покажу, — согласился я благосклонно. — Только вот сначала посмотрю.

Вокруг ямы сновало несколько местных спортивных знаменитостей. Они не внушали мне доверия своими тонкими шеями и кривыми ногами, но их результаты в прыжках были очень хороши. Мне даже показалось, что один из них прыгнул дальше, чем смог бы я.

— Марсианский рекорд — шестьсот лулит, — сказала наша подруга. — Десять лулит равны одиннадцати вашим сантиметрам. Высшее наше достижение, таким образом, — это шесть метров шестьдесят сантиметров.

Крум присвистнул тихонько и тоненько. Этот звук меня ничуть не обрадовал, потому что относился ко мне. На шесть метров я не прыгал никогда, а у марсианского рекордсмена получилось еще на шестьдесят сантиметров больше!

— Саша, попытайся, — подчеркнуто небрежно сказал космонавт-2.

Хотелось мне двинуть его разок, но я воздержался. Умеешь подшучивать над другими — умей и терпеть их подначки.

— Ну пожалуйста, — попросила Хлея.

Все собрались вокруг нас. Мне стало неудобно. Молодой человек лет тринадцати, как я, любит быть в центре внимания, но в данном случае это уж никак не было мне приятно. Дурно мне стало, что ли? Или подумали, что у меня повреждена нога?

Хлея смотрел на меня так, словно читала мои мысли. У меня оставалась только одна слабая надежда.

— У вас когда-нибудь освещение гаснет? — спросил я с подчеркнутой небрежностью.

— Нет, — ответила мне одна марсианская рожица. — Освещение в полном порядке. Об этом не беспокойтесь!

Я подумал: «Вот еще полтора болвана! Да я же беспокоюсь не об этом, а от этого!»

Все равно что меня вызвали